Богоматерь лесов

Гутерсон Дэвид

— Пресвятая Дева назвала только эти.

— Почему именно эти?

— Не знаю.

— Она не пояснила?

— Нет.

— Но четвертым пунктом она обещала явиться вновь. Как вы сказали, четыре дня подряд. Возможно, мы сумеем выяснить что-то еще.

— Не знаю, — ответила духовидица.

Священник серьезно кивнул.

— Что касается пропавшей девочки — она заговорила о ней сама или вы задали ей вопрос?

— Я не задавала вопросов. Я только слушала, святой отец.

— Дело в том, что эти сведения существенно отличаются от остальной части

послания. Они конкретны, тогда как все остальное носит общий характер. Вот почему я спрашиваю.

— Пятый пункт тоже не похож на остальное, — сказала Энн. — Она говорит, что мы должны построить здесь церковь. Церковь, посвященную Пречистой Матери, Деве Марии. С этого и надо начать.

— Видите ли, — сказал священник, откинувшись на спинку кресла, — это непростая задача. Большая работа. Когда я попал сюда, я сам пытался организовать здесь строительство новой церкви. Нынешняя церковь просто щелястый сарай, пропахший плесенью, но если не возражаете, давайте вернемся к самому видению. Честно говоря, ваше видение заставило меня задуматься о природе иллюзий. О способности видеть необычайное.

— Меня тоже, — вставила Кэролин.

— Меня интересуют, — продолжал священник, — различные виды иллюзий. Всевозможные миражи и видения. Попробуйте, например, скосить глаза к носу. Я подношу руку к лицу, и простое нарушение оптического фокуса приводит к тому, что я вижу два указательных пальца вместо одного, и это один из видов иллюзии. Она иного рода, нежели иллюзии фокусника, который вынимает из шляпы кролика или разрезает пополам свою помощницу, — это всего лишь ловкость рук и зеркала, в данном случае иллюзии подобного рода меня не интересуют. Если вы разбиваете лагерь у реки и в полудреме сидите у ночного костра, вы можете запросто принять журчание воды за голоса в лесу, а когда вы засыпаете или грезите наяву, у вас порой возникает смутное ощущение, что нечто подобное уже происходило с вами в прошлом, но…

— Дежавю, — сказала Кэролин. — Сейчас у меня именно такое ощущение.

— Это иллюзия, — сказал священник. — Хотя на самом деле вполне возможно, что вы бывали здесь раньше.

— В прошлый раз вы сказали те же самые слова.

Священник улыбнулся:

— Тогда я тоже улыбнулся? — спросил он. — И спросил вас, улыбнулся ли я?

— Я не верю в Бога, — сказала Кэролин, — и мне наплевать, как вы отнесетесь к тому, что я сейчас скажу. Возможно, вы сочтете это грехом или кощунством, но под кайфом у меня сто раз бывали всевозможные глюки: я видела чаек, которые летали как в замедленной съемке; кошку, которая у меня на глазах превращалась в двадцать кошек; дерево, которое плакало из-за того, что его слишком туго перетянули веревкой. И все это казалось вполне реальным, куда реальнее, чем сама реальность, но на самом деле происходило лишь у меня в голове. Эти образы под действием наркотиков породил мой мозг.

— Я понимаю, о чем ты, — кивнула Энн. — Но все было не так. По-другому.

— Объясни, в чем разница, — потребовала Кэролин.

— Я помню, — сказала Энн, — как в девятом классе наш учитель физики заявил: «Если бы вы

стали пчелой или собакой, все было бы иначе. Вы не видели бы того, что видите сейчас». Если бы ты была мухой, здесь не было бы этой чашки чая. Если бы вместо нас в этой комнате летала муха, здесь не появилось бы этой чашки.

— Что это, Энн? Азы философии? Я думал, вы верите в Бога и сотворение мира. Откуда столь глубокие мысли?

— Я просто говорю, что видела Пресвятую Деву.

— Простите, мне нужно отлить, — сказала Кэролин. — Пожалуйста, притормозите с феноменологией, пока я не вернусь.

— Я видела Деву Марию, — повторила Энн.

Кэролин встала и направилась в туалет.

— Не забудьте придержать ручку, — напомнил священник. — Чтобы вода шла хорошо, нужно держать ее секунды три.

Они остались вдвоем, духовидица и священник. Он слышал ее хриплое, астматическое дыхание. Внезапно он забеспокоился, что жесткие волосы, которые не так давно начали расти у него из ушей, производят отталкивающее впечатление.

— Энн, — сказал он. — Ведь вас зовут Энн? Гносеологические споры могут быть весьма захватывающими.

— Извините, я не понимаю, о чем вы говорите.

— Это неважно, поскольку ваши доводы имеют не гносеологический, но эмпирический характер. Они опираются на данные, на свидетельство очевидца. Речь идет о том, что известно вам, о вашем чувственном опыте, и я ни в коей мере не ставлю под сомнение вашу способность адекватного восприятия. Здесь нет места дедукции и индукции. Значимо только ваше чувственное восприятие.

— Вы мне не верите, — сказала Энн.

— Я этого не говорил. Я верю вам. Я верю, что вы видели Пресвятую Деву.

— Но вы не верите, что она там действительно была.

— Именно об этом я и говорю. Это вопрос. Что вы имеете в виду, когда говорите «действительно»?

— По-настоящему. Независимо от меня. Я ее не придумала. Вот что я имею в виду. Она в самом деле была там, святой отец.

— Насчет «в самом деле» большой вопрос.

— Значит, вы не верите, что она там была.

— Я просто честно признаюсь вам, что не знаю. И говорю, что со мной ничего подобного не случалось. В отличие от вас у меня не было опыта непосредственного общения с Девой Марией, понимаете? Для вас это одно, для меня другое. Все, что у меня есть, это ваш рассказ, и я не ставлю его под сомнение, но дело слишком серьезное, поэтому я и расспрашиваю вас так подробно. Я должен быть уверен, что вам и вправду явилась Матерь Божия.

— Она велела мне пойти к вам и все рассказать.

— Как бы вы описали ее тон?

— Не знаю. Что вы имеете в виду?

— Как она говорила, когда просила вас прийти ко мне? Это был приказ, просьба или, может быть, предложение? Как бы вы определили ее интонацию?

— Это был приказ, святой отец.

— Приказ… В приказе есть что-то угрожающее. Была ли в ее тоне угроза? Что-то пугающее?

— Меня может напугать лишь одно.

— Что?

— Дьявол, святой отец.

— Но никакого дьявола нет, Энн.

— Есть. Я чувствую, что он есть.