Богословие творения

Коллектив авторов

В этом смысле Ин 1:14 включает идею «глубокого воплощения»: инкарнационное движение божественного Логоса происходит не только в определенного человека в отдельности, в «кровь и плоть» Иисуса. Воплощение простирается и в Иисуса как образец человечества и как пример «хрупкой плоти» живых существ. Помня о космологическом фоне Пролога, мы можем теперь сказать, что божественный Логос в процессе воплощения объединяется с фундаментальным физическим веществом. Другими словами, принимаемая Логосом плоть Иисуса из Назарета есть не только плоть этого человека Иисуса, но также все царство человечества, животного мира, растительного мира и почвы.

Самое высокое (вечная мысль и сила Бога) и самое низкое (плоть, приходящая к бытию и снова распадающаяся) сходятся вместе в акте воплощения. Воплощение обозначает пришествие-во-плоть,

так что Бог-творец и мир плоти соединены в Иисусе Христе. Бог связывает себя со всеми ранимыми существами, с малыми птицами в их полете, как и в их падении (ср. Мф 10:29), со всей травой, которая приходит к бытию в один день и прекращает существовать на следующий день. Во Христе Бог объединяется со всеми существами и проникает в биологическую ткань самого творения, чтобы разделить судьбу биологического существования. Бог становится Иисусом, и в нем Бог становится человеком и, следовательно, лисами и малыми птицами, травой и почвой.

Синоптические и паулинистические аналоги глубокого воплощения

Эта интерпретация приобретает дополнительные аргументы при рассмотрении синоптических традиций Иисуса, так же как и паулинистических традиций. В традиции Иисуса постоянно присутствует связь между Иисусом и землей. В своей проповеди он сравнивает рост царства Божьего с ростом горчичного зерна (Мф 13:31–32, Мк 4:30–32; Лк 13:18–19), советует своим ученикам быть беззаботными, как птицы небесные и полевые лилии (Мф 6:25–34; Лк 12:22–31); он учит их молиться: «Да будет воля Твоя на земле, как и на небе» (Мф 6:10; ср. Лк 11:2). А тем, кто не принадлежали к кругу ближайших учеников, Иисус говорит: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Мф 5:5; ср. Лк 6:20). Но в первую очередь Иисус называл себя «Сын Человеческий», по-арамейски, скорее всего, bar ’aenash, что соответствует еврейскому ben ’adam. Так, Иисус пришел как «сын Адама», который сам был «сыном земли» (земля по-еврейски ’adamah). В этом смысле Иисус – сын земли. Как хорошо известно, связь между Адамом и Христом рассмотрена Павлом, видевшим в Христе второго Адама, нового отпрыска земли (earthling, «землянин») (Рим 5).

В паулинистической традиции идея воплощения приобретает как измерение глубины, так и измерение длины. Так, мы видим важное отождествление церкви с Телом Христовым (1 Кор 12–13), что означает продолжение процесса воплощения (которое часто называется «жительство», или «обитание»). Иисус – это глава тела, в то время как церковь составляет члены Тела Христова. Также хлеб и вино евхаристии суть тело и кровь Христовы, которые должны быть восприняты телами участников, чтобы обращаться в них, тем самым усиливая социальную мобильность в христианской общине. В завершение всего Павел считает каждое индивидуальное тело местом обитания Духа Святого. Он спрашивает почти с нетерпением: «Разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы?» и «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа?» (1 Кор 6:15,19).

При этом измерение глубины также присутствует у Павла, этого богослова Креста, поскольку его точка зрения состоит в том, что ни трудности, ни горе, ни преследования не отлучат нас от любви Христовой (Рим 8:35): «Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божьей во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим 8: 38–39 – выделено авт.).

Сложность интерпретации заключается здесь в двух вопросах:

(1) Кто эти «мы», о ком говорит Павел? (2) И как это получается, что ничто тварное не может нас отлучить от любви Христовой?

Я кратко предложу свою интерпретацию. Во-первых, «мы» – это кто угодно и что угодно в тварном мире, «стенающем и мучающемся доныне», «ожидая усыновления, искупления тела нашего», чтобы соединиться с любовью Христовой. Итак, и здесь спасение имеет как временное измерение «длительности», так и пространственное измерение «глубины» (Рим 8:22–25). Во-вторых, как именно приходит к бытию

спасение? Я утверждаю, что это происходит не путем переноса Иисусом вещей из этого мира – изъятия их, как это можно было бы представить, из-под действия материальной обусловленности, но, напротив, путем преобразования их тел и приведения их в единство любви Божьей во Христе, который присутствует как в жизни, так и в смерти, как на высотах, так и в глубинах творения. Это то, что можно было бы назвать паулинистической версией глубокого воплощения. Говоря языком Иоанна, Христос есть вмещающий все в себя логосный архетип любви, который поддерживает все и искупает мучения творения.

Цена сложности: от пещеры ко гробу

Как было мучительно ясно Павлу, жизнь в материальном мире – это жизнь в ранимом мире. Также Иоанн включает в спектр значений термина «плоть» особенную чувствительность к хрупкости существования. Следовательно, существует близкая и практически «естественная» взаимосвязь между воплощением Сына Божьего и Крестом Христовым. «Свершилось», или «исполнилось» – последние слова Иисуса согласно Евангелию от Иоанна (Ин 19:30). Как уже замечено, в понятии sarx могут присутствовать также и коннотации с оскверненностью плоти грехом (ср. Ин 3:6), как мы читаем и в посланиях Павла. Но стандартные значения термина sarx относятся к телесной материальности и ранимости.

В этой перспективе воплощение Сына Божьего есть не только событие, связанное с рождением Иисуса, но скорее процесс, который простирается через всю историю земной жизни Иисуса и завершается в его смерти [155] . Вспомним, что на многих православных иконах Рождество Христово происходит в вытесанной в земле пещере, которая прообразует его гроб в конце земной жизни. Иисус, возникший от земли, возвращается в землю, от которой ему надлежит восстать снова. Поэтому Иисус – не только второй Адам, принявший плоть, но и второй Иов, пораженный мучениями. Сын Божий нисходит в землю вместе со всем творением, тем сохраняя общение с людьми, малыми птицами и травою, даже до процессов тления, так чтобы ни одна тварь не осталась одинокой в своей смерти. «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без [воли] Отца вашего», – сказал Иисус (Мф 10:29). После распятия Христа можно было бы добавить, что ни одна малая птица не умирает вне Сына Божья, посланного Отцом Небесным в самую биологическую ткань жизни и смерти. Для Бога грязная земля так же близка, как и небеса. В Иисусе Христе «высокое» и «низкое» вступают друг с другом в общение.

155

См. перцептивную интерпретацию Ю. Мольтмана, “The Resurrection of Christ: Hope for the World”, in: Gavin D’Costa (ed.), Resurrection Reconsidered, Oxford: OneWorld, 1996, p. 73–86.

В этом смысле Бог не только сотворил мир, способный производить все более сложные формы жизни. Сын Божий несет в себе цену этой сложности, присутствуя в «меньших из братьев моих» (Мф 25). В глубинах воплощения Бог не только соединяется с экосистемой Земли в ее всеобщности. Христос не «размазан» тонким слоем по всей вселенной, скорее во Христе Бог соединяется с каждым индивидуальным и ранимым существом. Во Христе Бог переплел жизнь и смерть во благо тех существ, которые в своих собственных телах испытывают расцвет жизни, но также – и часто мучительно рано – становятся странным образом знакомы со страданием и с конечным прекращением жизни.

Такое биофизическое понимание воплощения должно иметь значительные последствия для понимания отношений Бога с материальным миром в целом, и биологическим бытием в частности. Божественный Логос присутствует не только в церкви, но и в самой сердцевине материального бытия. В перспективе глубокого воплощения смерть Иисуса реализует для всех чувствующих и страдающих существ самораскрывающуюся (self-divesting) природу божественного Логоса. И Логос тогда – Свет не только для всякого человека, приходящего в мир (Ин 1:9), но и «Свет миру» и «Свет жизни» (Ин 8:12).