Бои космического значения
Шрифт:
– Хорош тоску навевать, – поморщился я, зная, насколько он прав.
– Напоминание, – пропел компьютер. – Готовность – десять минут.
– Пора, – сказал я.
Через десять минут начнется патрулирование. Боевые машины делятся по кубам и патрулируют их, пока контрольдатчики прощупывают вакуум. Каждый вылет – одиннадцать часов.
Патрулирование – род деятельности, где первую скрипку обычно играет скука. Только не с СС! С ней каждый полет становился продолжением «камеры пыток». Правда, наш «Альбатрос» не нарывался на плазменные заряды, но зато перегрузки настоящие, а не иллюзорные,
– Пошли, – кивнул Корвен. И тут по ушам рубануло.
– Боевая тревога! – хлопнул в ладоши Корвен с отчаянной бесшабашностью. Не даром чесался нос. – Серг, меркане здесь!
Сердце у меня бешено забилось в груди. Все, шутки кончились. Начинается боевая работа. *** Капитан третьего класса, прислонившись к стереоэкрану в коридоре, будто пытался высмотреть то, что отсюда не разглядеть, – корабли меркан. Он говорил сам с собой и время от времени бил забинтованным в регенерационный бинт кулаком о стекло, и из-под повязки сочилась кровь,
– Шарх! Они погубили нас, – бормотал он. – Сколько ребят. Сколько ребят… Шарх возьми. Мы не дождемся подмоги… Меркане возьмут этот мир… Шарх возьми, тупицы!.. Нельзя защитить систему одной эскадрой. Шарх возьми. Сколько ребят…
К нему подскочил лейтенант первого класса, зло зыркнув на меня и Корвена, непрошенных свидетелей.
Капитан бил по экрану все сильнее и походил на безумного.
– Лор, пошли, – взял капитана за локоть лейтенант. – Ты хочешь, чтобы за тебя взялся Торрел?
Зловещее имя всесильного начальника контрразведки флотилии несколько отрезвило капитана. Действительно, за подобную истерику вполне могут предъявить обвинения в деморализации личного состава в боевых условиях. Врезав напоследок по экрану так, что регенерационная повязка слетела и кровь забрызгала стекло, капитан резко оттолкнул лейтенанта и, выпрямившись, зашагал к лифту.
Я знал в лицо этого капитана. Еще несколько дней назад он был веселым человеком, балагурил и рвался в бой. Теперь его будто подменили.
Мерканское соединение вынырнуло из супервакуума и набросилось на нас, как оголодавшая волчья стая на добычу, решив смять и раздавить сразу.
Меркане атаковали значительными силами, похоже, бросив в бой свои обычно оберегаемые резервы. Непонятно, почему они прицепились к этой заштатной системе, но, видимо, какой-то интерес у них был. И началась мясорубка.
Первый натиск мы отбили с большим трудом, при этом потеряли два эсминца. Я просматривал в записи, как они гибли. Зрелише было воистину устрашающим. Под напором бьющих с нескольких сторон плазменных батарей, как комья грязи, отваливается почерневшая обшивка. Плазма пожирает переборки, механизмы, людей, добираясь до кваркового реактора. И вот очертания изуродованного, истерзанного корабля-пробойника вдруг становятся нечеткими, по нему будто бегут полосы, как по барахлящему стереоэкрану, – это реактор идет в разнос, ломая пространство. И все рассыпается в пыль…
Мы выстояли. Только чего это стоило! Меркане сумели развалить два спутника планетной обороны. Третья эскадрилья второго штурмового дивизиона перестала существовать – из пятидесяти пилотов в живых осталось пять, они сейчас в реанимационных блоках. Пятая эскадрилья
Какая-то глухая, пустая жуть охватывает, когда видишь, что становится меньше людей в синих комбинезонах. Пилотов стало меньше. И мне не хотелось, чтобы стало меньше еще на одного стажера… Ну нет, меркане пусть и не мечтают! Сегодня мы их накрошим всласть.
Пятеро суток длилась эта бойня. Наши «Альбатросы» берегли до последнего. Мы участвовали в боях только на дальних подступах, контролируя подходы и ни разу не ввязавшись в бой. Пока мясорубка перемалывала других…
– Как твой нос? – спросил я Корвена, стараясь выкинуть из головы сцену истерики боевого капитана.
– Чешется еще больше.
– И что это значит?
– Что сейчас выбивают наши основные боевые подразделения. И в прорыв двинут нас. Три сотни лет назад во время Последней Большой планетарной войны у Островной Империи были летчики-смертники, таранившие вражеские авианосцы.
– И что?
– А то, что если нас двинут в прорыв в такой молотиловке, шансов у нас будет ненамного больше…
Я угрюмо кивнул.
Если двинут в прорыв?..
А дела шли все хуже. И когда весы битвы качнулись неуверенно, адмирал кинул на прорыв всех. Наше звено двинули первым. Как тех самых летчиков-смертников Островной Империи. Только целью был не старинный, покачивающийся на волнах авианосец, а мерканский фрегат, вклинившийся в линию нашей обороны и продавливающий ее медленно, но верно…
Когда зазвенел сигнал сбора нашей эскадрильи, я уже понимал, что он означает. А означать он мог одно – «переферийное прикрытие без активных боестолкновений» позади. Нас бросают если не в самое пекло, то близко к нему.
Я коснулся указательным пальцем браслета связи, этот жест означал – вызов принят. И двинул к лифту, ведущему в стартовый ангар «первого дивизиона прикрытия». *** В последнее время я привык не спешить и не дергаться без причины. Каждое движение у меня теперь уверенное, точно рассчитанное Передо мной расползается проем лифта. Я спрыгиваю с платформы на пружинящий пол. Стартовый ангар Я прибыл секунда в секунду Ангар представлял из себя длинное, ярко освещенное, как операционная, помещение, в котором застыли на пусковых магистралях магнитных разгонщиков несколько десятков машин класса «Альбатрос».
Вот и моя машина – похожая на лобастого черного дельфина. «Плавники» генератора полей гравитационной нейтрализации по бокам. Четыре раструба орудий. Диски магнитных стабилизаторов внизу. Прозрачный «лоб» – это кабина первого пилота. Горб на «спине» – моя кабина, она теснее пилотской, но в истребителе не до комфорта – каждый грамм веса посвящен трем задачам: скорости, маневренности, огневой мощи. Человек потерпит. Главное, чтобы он мог выжить в этой машине И выполнить боевую задачу Выжить удавалось не всем. Моему «три-восемь» стукнуло четыре года, и он пережил трех пилотов. На последнем издыхании он добирался до корабля-носителя. Ремонтники подлатывали его, меняли реактор, орудия, чистили кабину от гари и крови… Машину легче залатать, чем человека. Машина способна вырваться из огня с восемьюдесятью процентами повреждений и снова стать в строй.