Боишься ли ты темноты?
Шрифт:
— А что, часто дерутся?
— Бывает. Дети у нас разные…
— Ладно, — Сергей согласно кивнул, — я пошёл к курильщикам…
Гараж он отыскал сразу — по пробитой в нескольких местах проржавевшей двери. Она была прикрыта, но не до конца, а так, чтобы в щель мог протиснуться подросток. Сергей протискиваться не стал, а рванул дверь в сторону, чтобы она отошла. И оглядел компанию. В гаражном сумраке на перевёрнутых ящиках сидели три парня и две девчонки. Все, наверное, старшеклассники. Они молча смотрели на Сергея, почти одновременно спрятав сигареты. Что было, конечно, бесполезно — дым в гараже стоял коромыслом.
— Ну, здравствуйте, подрастающее поколение, — нарушил тишину Сергей, —
— Здравствуй, — хмыкнула черноглазая девица в короткой юбке, сидевшая ближе всех. Ей было лет шестнадцать. Впрочем, Сергей мог и ошибиться. Однако он успел отметить, что выглядит та потрясающе. Особенно для прокуренного гаража. Девочка — модель. Ноги от ушей, распущенные по плечам волосы, в вырезе джинсовой блузки просматривается вполне приличная для её возраста грудь. Сергей мысленно чертыхнулся и сказал:
— Здесь курить нельзя.
— А где можно? — ничуть не смутившись, спросила та же девица, и отправила сигарету в рот. Пошловато, но с претензией на элегантность.
— Нигде нельзя, — жёстко сказал Сергей и осмотрелся внимательней. Один из парней оказался рыжим веснушчатым переростком с глупой физиономией и огромными кулачищами; другой был маленький, бритый налысо, с живыми хитрыми глазками и потрескавшимися губами, которые он нервно облизывал; третий сидел в самом тёмном углу, прижавшись к ржавой стене клетчатой рубашкой, лицо у него было бледное и какое-то больное. Рядом с ним сидела девчонка, худенькая, с жидким “хвостиком” на голове, одетая в мальчишеские джинсы и спортивную футболку.
— Минздрав предупреждает, — хихикнула черноглазая. — Ладно, дядя, не переживай, докурим — придём. На ужине все будем.
— Нет, вы не поняли, — Сергей усмехнулся. — Вы встанете и выйдете прямо сейчас.
Девица задумалась, закинув ногу на ногу, отчего её юбка задралась ещё больше. Бледный мальчишка из своего угла тут же перестал смотреть на Сергея, и уставился на неё. Со смесью обожания и желания в глазах. “Сопляки озабоченные”, — подумал Сергей и совсем серьёзно сказал:
— Что, по одному выводить?
— Это как? — тупо спросил здоровенный.
Сергею стало весело.
— Это вот так, — он вошёл в гараж, взял парня чуть выше локтя и, немного завернув ему руку, потянул вверх, — могу сделать больнее. Но ты можешь пойти добровольно.
— Вы чё, — завопил парень гораздо энергичнее, чем ожидал Сергей, — я сам пойду!
— Конечно сам, — Сергей немедленно отпустил его. Почему-то стало противно. Первый педагогический опыт на новом месте, и пришлось применять силу. Да к кому — к умственно отсталому пацану! Да, нервы всё-таки ни к чёрту…
— А Вы и с женщинами так обращаетесь? — спросила черноглазая, но сигарету потушила.
— По мере необходимости, — отрезал Сергей. — Ну, проходим на выход!
Девица одёрнула юбку, и не спеша, вполне довольная собой, удалилась. Может, она даже была уверена, что Сергей теперь будет её разглядывать, и она ему понравится… Вслед за ней вышел, потирая руку, рыжий, прошмыгнул лысый. Девчонка и мальчишка из дальнего угла взялись за руки, и пошли к выходу осторожно, опасливо глядя на Сергея. На улице солнечный свет осветил их лица и Сергей усмехнулся. Насколько несимпатична была девчонка, настолько симпатичен мальчик. Она — худая, бесцветная, с почти прозрачными серо-голубыми глазами, острыми ключицами, и без намёка на женскую фигуру, он — темноволосый, зеленоглазый, стройный. Пожалуй, его можно было назвать даже красивым, если бы не затравленный взгляд. Мальчишка, выходя, взялся за гаражную дверь и Сергей разглядел несколько розовых шрамов на его руке, тянущихся от запястья до локтя, где они терялись под подвёрнутым рукавом рубашки, испачканной
2
Лежать на кроватях до отбоя не разрешалось. Потому что мялись и пачкались покрывала. Вера Ивановна громко ругалась, когда видела кого-нибудь лежащим. А тех, кого особо не любила, могла даже наказать. Анна Игоревна, в просторечии Фроська, вторая воспитательница, была добрая, но молодая, указания Веры Ивановны соблюдала и тоже виноватых отчитывала. А новый воспитатель, Сергей Фёдорович, по предположению Ярослава, вообще мог настучать за мятое покрывало по шее. Впрочем, Ярославу сейчас было всё равно. Он валялся на постели и комкал в руках письмо. Оно пришло сегодня из деревни от бабушки, было вскрыто и проверено Верой Ивановной, и вечером, наконец, попало к нему. Ничего нового бабушка не писала. Ярослав пробежал глазами строчки, свернул из письма кораблик, потом разгладил, снова прочитал и скомкал так, что расправить стало невозможно. Хотелось заплакать, но было нельзя. Пацаны вернутся из игровой, где смотрят телевизор, увидят его со следами слёз и будут издеваться. Что-что, а издеваться здесь умеют…
Ярослав уронил смятое письмо на пол, уткнулся в пахнущую хлоркой наволочку и попытался успокоиться, но ничего не получалось — себя было очень жалко. Бабушке он не нужен… А значит, не нужен никому…
Ресницы всё-таки намокли, и Ярослав вытер глаза ладонями. Только не реветь! Что угодно, но не реветь! Не маленький. И потом, он уже два месяца здесь. И так понятно, что раз бабушка не забрала его сразу, значит, не заберёт совсем. Она старая, пенсия у неё маленькая, школы в деревне нет вообще… Ярослав перебирал в уме все бабушкины доводы и не верил ни одному… Не такая уж и старая… Он ничего у неё просить не стал бы… Доучиться можно и в интернате… В таком, чтобы на выходные и каникулы ехать домой. В таком, чтобы все знали — у тебя есть родные… Баба Валя думала иначе. Если вообще думала о нём. Ярослав сжал кулаки. Ведь это и она виновата! К ней они ехали тем декабрьским утром! Потому что ей скучно было встречать Новый год одной! Ей было одиноко и они поехали, а теперь, когда одиноко ему, у неё тысяча отговорок! Он всё-таки всхлипнул и тут же затих — в коридоре послышался шумный разговор. Пацаны возвращались. Ярослав лёг лицом к стене.
Первым он услышал голос Дениса:
— О, вторая жертва Серёжи… Щас он нашему отличнику руки вывернет. За, это самое, за покрывало в ржавчине…
— Не, его он станет за уши поднимать, — возразил Лёха Арнольд, — руки у него и так того…
Денис остановился возле Ярослава, чем-то пошуршал и противно засмеялся:
— А, его опять бабка не хочет!
Ярослав вспомнил, что бросил письмо и понял, что сейчас оно у Дениса, но промолчал.
— Дрыхнет, — предположил Лёха. — Значит, точно нарвётся. Этот новый такое уродище… Я такого в приёмнике видел, когда на юг убегал. Тоже Серёгой звали. Он нас полотенцем скрученным бил. Больно, а синяков ни фига не остаётся.
— Снежинского, это самое, бить нельзя, — возразил Денис, — он сразу сдохнет.
Пацаны в два голоса заржали. Ярославу стало страшновато, но он продолжал притворяться спящим. Хоть не привяжутся.
— Зато этот урод, как его, Серёга, Захаровой понравился, — продолжил Денис, — и она с девками поспорила, что с ним трахнется…
— Во дура, — Арнольд присвистнул.
— Дура, — согласился Денис. — Только у неё получится. Она, это самое, как его, кого хочешь заведёт. Она при мне в воспитательскую попёрлась и дверь за собой закрыла.