Бокал вина

Жагель Иван

Мир, конечно, тесен, но так получилось, что Дергачев и Балаков никогда прежде не пересекались — ни в бизнесе, ни в политике — и в первые минуты их встречи, проходившей один на один, внимательно присматривались друг к другу. Они были примерно одинакового возраста, роста, веса, имели схожий жизненный опыт, включавший бурную комсомольскую юность и растрату казенных средств, только для одного все обошлось, а другой был осужден на год условно, и при определенных поворотах судьбы вполне могли поменяться местами. Словно признавая это, они даже обменялись крепким, уважительным рукопожатием.

В

кабинете имелся небольшой бар, и Михаил Павлович, на правах хозяина, спросил, что будет пить гость, а потом налил ему и себе по стакану виски, бросив туда по паре кусочков льда. С выпивкой в руках они устроились на низких диванчиках в углу комнаты, под мягким светом торшера. Начинать беседу никто из них не торопился.

Первым прервал молчание Балаков.

— Вот видите, — с дружелюбной иронией сказал он, — я вполне нормальный человек, а не какой-то там монстр. Со мной можно встречаться, разговаривать.

Болеслав Болеславович слегка развел руки, словно показывая, что их у него две, а не, скажем, пять, и с остальными частями тела тоже все в порядке.

— А я нисколько в этом и не сомневался, — в тон ему ответил Михаил Павлович.

— Не-е-ет, вы меня опасались. Именно поэтому отклонили мое самое первое предложение о встрече. Мне пришлось организовывать передачу вам… м-м-м… доказательств, что наше сотрудничество неизбежно. А в результате произошла дурацкая утеря известной вам пленки.

— Неизвестной! — возразил Дергачев, многозначительно поднимая указательный палец.

— Что вы имеете в виду?

— К слову будет сказано, я эту пресловутую запись так и не видел. У меня порой складывается впечатление, что речь идет о каком-то фантоме.

— Ах, да-да-да! — с преувеличенным огорчением замахал руками его собеседник. У него, видимо, вообще была склонность к гротеску. — Я как раз хотел снять все вопросы. — Он повернулся и взял небольшую кожаную папку, с которой пришел на встречу. Оттуда была извлечена видеокассета и незамедлительно передана Михаилу Павловичу. — Это одна из копий. Как-нибудь на досуге полюбопытствуйте…

Дергачев осторожно принял кассету и как-то неловко заерзал, завертелся, словно не зная, куда положить эту жгущую руки вещь. В конце концов он приспособил ее на диванчике рядом с собой, пробурчав:

— Вы штампуете их, как горячие пирожки!

В его словах прозвучала легкая досада, и Балаков немедленно возразил:

— Все копии видеозаписи находятся у меня и заперты в надежном сейфе, клянусь своим здоровьем! Так что вам нечего опасаться.

— Так уж все…

— Естественно, кроме одной. Но, простите, что повторяюсь, это уж вы сами виноваты. Не надо было так демонстративно игнорировать нас и наши предложения.

— Вы же знаете, как должны быть осторожны политики, — стал оправдываться Михаил Павлович. — Любой подозрительный контакт — и в прессе поднимается такой шум…

— Кстати, реакцию прессы мы вполне можем корректировать. Причем весьма существенно. Что же касается «подозрительных контактов», то…

— Простите, погорячился.

Прерванный на полуслове, Балаков подождал немного, осторожно вращая стакан с виски, так что слышно было, как мелодично позванивают

льдинки, ударяясь о стекло, а потом все же закончил свою мысль:

— Я без обиды, хочу лишь проинформировать вас. Так вот, относительно «подозрительных контактов»: под контролем учредителей нашей ассоциации находится множество вполне легальных предприятий по всей стране, и встречи со мной никак не могут бросить на вас тень. Наоборот, желание политика узнать о наших проблемах зачтется ему только в актив.

— Я уже извинился за свои слова!

— Хорошо, — покладисто кивнул Балаков. — Не буду становиться в позу, но и вы забудьте прежние обиды. Лучше поговорим о главном. А главный вопрос остается прежним: вы согласны сотрудничать с нами?

— Позвольте узнать, каковы… э-э-э… могут быть формы этого сотрудничества? — осторожно поинтересовался Михаил Павлович, опять заерзав по дивану.

— Самые разнообразные. Но главное, мы хотим сформировать мощное лобби в парламенте, которое позволяло бы принимать, как бы это выразиться, смелые, устраивающие нас законодательные решения. Впрочем, никто не станет требовать от вас невыполнимого, каких-то крайностей.

— Вы думаете, у вас это получится?

— Уверен! Кстати, мы уже довольно далеко продвинулись к намеченной цели.

— А точнее? Насколько далеко?

Балаков задумчиво почесал подбородок:

— Скажу так: многие ваши коллеги по Государственной думе сейчас взаимодействуют с нами. Но конкретные фамилии я, конечно, называть не стану. Конфиденциальность — основа нашего долговременного партнерства. Да и вам эта информация ни к чему. Как говорится, меньше знаешь, крепче спишь.

— Любопытно… — пожевал губами Дергачев. — Очень, очень любопытно…

— Хотел бы особо подчеркнуть, — стал дожимать его Балаков, — что это сотрудничество будет взаимовыгодным. Мы обязуемся пополнять вашу партийную кассу, оказывать всяческое содействие во время выборов, особенно в регионах: в наших силах нейтрализовать любого конкурента, скорректировать его имидж. О нашем влиянии на прессу я уже говорил, но мы контролируем также многие избирательные комиссии, судебные органы… — Он пожал плечами, словно не видел смысла и дальше продолжать перечисление своих возможностей, все, мол, и так ясно. — Поймите, мы хотим создать мощную структуру, которая оказывала бы существенное влияние на политику в этой стране, контролировала бы значительную часть ее экономики. Быть причастным к такой организации — естественное стремление всякого нормального человека, стремящегося добиваться успеха, побеждать.

— Да, звучит заманчиво… Если бы вы раньше все вот так мне объяснили, я бы, наверное…

— Мы пытались, однако вы нас избегали.

Михаил Павлович задумался, но вдруг какая-то мысль вызвала на его лице улыбку. Он легонько похлопал ладошкой по лежавшей рядом кассете и сказал:

— Но вот это вы заготовили задолго до того, как впервые обратились ко мне, разве не так? Зачем это было нужно? Превентивная мера?

— Чтобы исключить любые случайности, — с пионерской готовностью пояснил Балаков. — Знаете, многие люди руководствуются ложными моральными принципами… Некоторые прямо как дети…