Бокал звезд
Шрифт:
Моргенштейн кивнул, жирные щеки колыхнулись в такт.
— Думаю, стоит попробовать.
Белый как мел, Траск уставился на коллег.
— Напоминает расправу, которую русский царь учинил над группой социалистов в девятнадцатом столетии, — фальцетом заговорил он. — Слыхали, джентльмены, или вас просветить? Царь приговорил социалистов к расстрелу, им зачитали приговор, дали поцеловать распятие, сломали над головой жезл. Когда первую тройку поставили к стенке, преступникам сообщили о помиловании. В результате, один даже тронулся.
— Зато другие нет, — отрезал Рипп. — Если не ошибаюсь, на том эшафоте побывал Достоевский. Как знать,
Хайнс потер седеющий висок — верный признак сомнения, потом наконец нарушил затянувшееся молчание.
— Все верно: эмоциональные потрясения меняют людей. Возможно, царь, сам того не осознавая, стал идейным вдохновителем «Карамазовых». Но Достоевских уже не осталось. Меня больше волнует тот, что потерял рассудок.
— Врожденная чувствительность после потрясения сделала Достоевского настоящим знатоком душ, она же свела с ума более слабого в интеллектуальном плане товарища, — вклинился Рипп. — К вашему сведению, у нас отсутствуют не только Достоевские, но и склонные к безумию индивиды.
— К вашему сведению, у нас есть царь, готовый подписать приговор, и сидит он прямо за этим столом! — взвизгнул Траск.
Хайнс слегка поморщился.
— Все мы здесь, включая Риппа, делаем общее дело, и если дело требует жестких мер, винить надо его, а не Риппа. Соглашусь с Моргенштейном: стоит попробовать.
— Как бы не так! — подскочил Траск. — Лично я отправлюсь к старику и…
— Сядь, — тихо, но властно скомандовал Хайнс, в серых глазах застыл лед. — Молодец. А теперь пора восполнить пробелы в твоих знаниях, недополученных в школе. Во-первых, современное общество создали ни мы, ни предшествующее поколение генераторов идей. Оно возникло само по себе, всякий раз выбирая на правящие посты идеологических сторонников и подвергая анафеме инакомыслящих. В итоге новой системе удалось достичь главного — безопасности, единообразия и материального благополучия.
— За все нужно платить. Победа над Троей стоила Агамемнону верности жены; расплатой Наполеона за Москву было Ватерлоо; Перл-Харбор аукнулась японцам Хиросимой. Наказанием для нашего общества стала стерильность — не физическая, спровоцированная перенаселением, — а моральная и духовная, начисто лишившая людей созидательной искры, за исключением группы избранных. По сути, так было всегда, но не в таком масштабе. Массы ис-покон веков ждали свежеиспеченного хлеба и зрелищ, однако прежде соотношение творцов и потребителей не выходило за рамки разумного. Теперь, благодаря пятидневной нерабочей неделе в сочетании с творческой атрофией, творцы просто-напросто перестали существовать как класс. На нас четверых лежит ответственность за судьбы почти миллиарда человек. Мы — единственный оплот созидания в нынешнем поколении. Наша задача — сеять, хотя на неплодородной почве современных умов любой урожай обречен на гибель. Не пойми меня превратно, Траск. Лень — чудесное качество, нужно только знать, как его применить. А вот если не знаешь, или, еще хуже, не хочешь, тогда оно превращается в монстра, и мы должны побороть его любой ценой. Не позволить притаившемуся в шкафу чудищу вырваться на волю. Нужно использовать любые средства, даже если они идут вразрез с устаревшим идеализмом. Повторюсь: вариант Риппа стоит попробовать. Голосуем, господа. Моргенштейн?
— За.
— Рипп?
— За.
— Траск?
— Против.
— Я
Дон Ньюкомб медленно раскручивался. Дюк Снайдер попятился к центру площадки. Близился конец игры, Бруклин опережал Нью-Йорк на одно очко со счетом 3:2; второй аут и пустые базы. Отбивал Микки Мэнтл.
Ньюкомб сделал подачу. В свете бутафорного солнца блеснул бутафорный бриллиант. Описав дугу, мяч полетел к внешнему углу поля. Мэнтл размахнулся — мимо!
— Дьявол! — выругался Дэн. — Ну кто так бьет! Точно сломался.
— Не ту команду выбрал, — наставительно заметил его коллега Гарри, — поэтому и проиграл. Ну и ладно, на дополнительный иннинг времени все равно не осталось.
Дэн обиженно выпятил нижнюю губу.
— Говорю тебе, Мэнтла замкнуло. Обычно «Янки» делают «Доджерсов» на раз-два.
Звонок возвестил окончание обеденного перерыва, и оба игрока поспешили из комнаты отдыха по кабинетам. Их примеру последовали другие сотрудники. Втиснувшись за узкий стол, Дэн уставился на прорезь в стене, откуда полчаса спустя появится карта с итоговыми цифрами вверенного ему подземного цеха. Чтобы скоротать время, рисовал закорючки в бюваре, уже сплошь покрытым каракулями. Надо бы заказать новый, пронеслось в голове.
Прозвенел долгожданный отбой. Обменявшись приветствиями со второй сменой, Дэн зашагал к табельным часам. По календарю был вторник, карта легла в верхний слот, из нижнего выпрыгнул чек.
Отстояв очередь в банк, Дэн скормил чек механическому кассиру, а тот разом погасил квартплату, налоги, бытовые товары, лекарства, продукты, В лоточке звякнули пятнадцать центов сдачи. Дэн сунул монету в карман и вышел на улицу.
При мысли о переполненном игровом счете настроение испортилось. Домой новых игр не привозили. В «Манеж» скорее всего тоже. А ведь впереди целые выходные!.
Отчаяние настигло и не отставало, даже когда Дэн шагнул в гостиную поцеловать Хелен, смотревшую документальный фильм. В ожидании ужина Дэн устроился перед экраном.
Фильм рассказывал о демографическом бунте в начале двадцать первого века. Дело четы Варлеу. После рождения пятерняшек супругов арестовали: в основу сюжета легли события, развернувшиеся после ареста. Дэн наблюдал их не раз, но как истинный фанат суда Линча, решил посмотреть снова. Отчаяние отступило при виде толпы у тюремных ворот, а когда в ход пошла сварочная горелка, плохое настроение как рукой сняло! Горелка придавала двойному линчеванию особую пикантность. Легкими, как обычно, побоями преступники тут не отделались. Под конец супруги молили, чтобы их повесили — особенно миссис Варлеу. Чего скрывать, досталось ей изрядно. Сама виновата — раньше надо было думать.
— Что приготовить на ужин, милый? — спросила Хелен, едва затихли вопли несчастной.
Дэн вздохнул.
— Что-нибудь новенькое есть?
Хелен покачала головой.
— Давно не завозили. Хочешь ягненка «Ум отъешь»?
— Давай.
Пока Большая Бриджет трудилась, Дэн исполнил на скрипке «Полет шмеля», однако вместо привычного упоения нахлынула тоска. Пустота, что с недавних пор поселилась в душе, не желала заполняться. Наоборот — она только ширилась с каждым днем.
Ужинали перед тривизором — как раз начался «Очевидец катастроф». На экране охваченный пламенем стратолайнер устремился к земле.