Боксер-5: назад в СССР
Шрифт:
— Ой, чего ты там ему вставил-то, — недоверчиво поморщилась мать, переодевшись ко сну. — Ты не путай: это сын у нас теперь боксер, а ты как был шахматистом, так и остался!
— Ну шахматистом-то я, конечно, остался, — отцовская улыбка стала еще шире. — Но вот хамло это на место поставил — Мишка не даст соврать!
Мама и тетя непонимающе посмотрели на меня. Насладившись их реакцией, отец в красках расписал встречу с соседом, особое внимание уделив тому, как он со всего размаху врезал ему по физиономии и потом увидел, как тот уползает за забор. Я поддакивал на правах единственного свидетеля.
— Ну ты даешь, —
— Так ведь всякого человека можно достать до печенок, — авторитетно заявил я. — Вот и папу достали. А что, этот Витька, получается, не в первый раз так буянит, когда нажрется?
— Да какое там первый, он всю жизнь такой, — махнула рукой мать. — Когда-то, когда я была примерно в твоем возрасте, тетя Маша уже здесь жила, и я приезжала к ней в гости. Витька в то время был здесь первым парнем на деревне! Это сейчас он опустившийся уголовник и алкаш беспробудный. А тогда, по молодости-то, он был вполне симпатичным парнем, постоянно сыпал всякими анекдотами и частушками, ну такими, знаешь… на грани. На гармошке играл, да и силой отличался — если вдруг хулиганы какие, то Витька их сразу мог урезонить, причем многих даже побить в одиночку.
— Девчонки на такого, небось, вешались гроздьями, — сказал я.
— Вешались — не то слово! — улыбнулась мать. — Проходу ему не давали. Не могу сказать, что он таким везением уж совсем не пользовался. Но все равно, когда я приезжала, он всех своих деревенских девок оставлял — и ко мне. Мол, соглашайся, если со мной будешь, никто тебя не посмеет тронуть, не пожалеешь, я и сейчас первый парень, а пойду зарабатывать — так вообще как сыр в масле будем кататься, проживем долго и счастливо, ну и так далее. Уж что-что, а по ушам ездить он был мастер.
— Ну а ты что? — спросил я, не подумав о том, как этот вопрос будет звучать в присутствии отца. Впрочем, он-то наверняка всю эту историю знал от начала до конца, что называется, из первоисточника. А то и сам наблюдал или даже участвовал. Так что вряд ли мать сейчас выдавала мне какую-то строжайшую семейную тайну.
— А что я? У меня тогда уже твой отец был, — подтвердила мать мою догадку. — И у нас уже было все серьезно, хотя бы еще и совсем молодые были. И я постоянно его отшивала, так прямо и говорила, что у меня парень уже есть и мне другие неинтересны. Но Витька же разве когда-то это останавливало! Он постоянно к отцу твоему и лез. То где-то на улице встретит и начнет угрожающе так разговаривать — предупреждаю, мол, не стой у меня на дороге. То к нам сюда припрется, когда мы все вместе соберемся. Заявится, в комнату вломится, не обращая внимания ни на кого, и стоит в дверях — мол, ну что, воркуете, голубки, а что, если я твоему хахалю сейчас голову проломлю, чтобы на мою поляну не лез?
— Ничего себе герой, — почесал я в затылке.
— Ой, не говори, — мать откинула челку со лба. — Он уже тогда всех достал. Так, как сейчас, он, конечно, тогда не пил, но для подростка закладывал за воротник все равно прилично. Поэтому всегда был развязным… Ну, в общем, с твоим отцом у них постоянно был конфликт из-за меня. Я-то ни к кому уходить уже не хотела. И физически Витька всегда побеждал, потому что, как у нас тогда говорили, все свои мозги в мышцы перекачал.
— Но всему рано или поздно наступает конец! — гордо вставил отец. Мать
— В общем, когда он садился, мы чувствовали себя более-менее спокойно, — продолжила она. — Тем более что жизнь его становилась все более криминальной, и была, честно говоря, надежда, что однажды он где-нибудь сгинет навсегда. Он же ведь не только мне — всему поселку стал житья не давать! Как напьется — сразу идет буянить куда в башку пьяную взбредет. Орет, что он тут главный, что все должны перед ним по струночке ходить, потому что он здесь с рождения живет… Машка вон тоже здесь с рождения живет, и что? Ну а перед тем, как он в третий раз сел — пока что в последний — они с отцом опять повздорили, чуть ли не до драки. Хотя нет, до драки тогда все-таки еще не дошло, но, когда уходил, он ему сказал что-то вроде «бойся» или как-то так…
— «Ходи и оглядывайся, я еще появлюсь и ты пожалеешь, что связался», — процитировал отец.
— Вот-вот, — кивнула мать. — А потом его взяли за что-то, буквально на следующий день, или через день, что ли… И когда мы узнали, что он опять сел, то я места себе не находила. Он ведь садится-то ненадолго: год-два-три — и на свободе. А я все думаю: выйдет — и опять начнет приставать. Уж прямо не знаю, куда и деться-то от козла этого… Жилье обменять? Так домик вроде старенький, на что-то хорошее его вряд ли обменяешь. Если только совсем уж в какой-то глуши. А что Машка в той глуши делать-то будет? Тут все-таки и места уже родные, и природа вон какая, и до Москвы недалеко — считай, почти в столице.
— И вы приезжаете в Москву — есть где остановиться, — вставила тетя Маша свои пять копеек.
— И это тоже, — кивнула мама, — хотя, честно говоря, это не главное. Где остановиться-то, нашли бы — знакомых много, да и не так уж часто мы в Москву-то ездим. Главное — некуда деваться-то. Вроде как и сложно здесь с этим придурком, а и уехать некуда. Это же нужно найти хороший вариант обмена, нужно придумать, как быть с работой…
— Ну вот видишь, как хорошо, — снова вмешалась тетя Маша, — теперь ничего придумывать и не надо. Пока мы с тобой гуляли, наши ребята все без нас решили.
— Это точно, — улыбнулась мать, — я даже не ожидала такого, честно говоря. Он же ведь смотрит, что здесь люди интеллигентные, и борзее все сильнее. Ну теперь-то уж десять раз подумает — лезть ли снова. Тумаки таких дураков хорошо убеждают.
«Ну ничего себе», — подумал я. «Все, что я хотел — это утихомирить бухого невменоза. Можно сказать, я вообще двинул ему чисто на рефлексах, не особо задумываясь. А получается, я одним махом решил застарелую семейную проблему? Ай да я. Вот бы все проблемы в теперешней моей жизни решались так же быстро и легко!».
По счастью, у отца не оставалось ни малейших сомнений в том, что семейную угрозу ликвидировал именно он. У него был невероятно гордый вид — хотя и несколько комичный, потому что переносица была измазана зеленкой, и он был похож на какую-то боевую птицу редкой раскраски. Ну и пусть. Все эти мелочи определенно того стоили. У отца появится уверенность в себе, мать с теткой вздохнут посвободнее, а этот придурок Витька, когда проспится, сам уже не вспомнит, от кого в морду получил. Он небось каждое утро просыпается с этими ощущениями — всех не упомнишь, а с каждодневной похмелюги вспомнить бы, как тебя зовут и где ты находишься.