Боксер-6: назад в СССР
Шрифт:
— Ну давай попробуешь, — ответил я, протягивая Сене десять рублей.
Журналист улыбнулся, принимая деньги из рук Сени.
— Пойдемте за мной!
Мы подошли к тотализатору. Журналист показал нам на одну из лошадей:
— Будем ставить на нее. Она в этом заезде победит, хороший конь, наездника я тоже хорошо знаю.
Мы с сомнением посмотрели на выбранную кобылку. Честно говоря, не то чтобы она выглядела уж совсем задохликом, но и здоровьем тоже не кишела. Лошадь как лошадь. Детишек где-нибудь в центре города катать
— Что-то не похожа эта лошадка на победителя, — выразил общее мнение Сеня. — Я бы лучше вон на того здоровенного коня поставил.
— Вот-вот, — кивнул журналист с улыбкой. — Вот все точно так же и рассуждают, как ты сейчас, и ставят на самого здоровенного. Ну и пусть их ставят. А мы с вами заберем весь выигрыш.
Спорить мы не стали — сделали ставку. Потом вернулись на свои места и начали следить за ходом забега.
— Ну вот, я же говорил! — воскликнул Сеня, когда тот самый «здоровенный конь» вырвался вперед с довольно большим отрывом. Весь ипподром возбужденно поднялся со своих мест, и большинство болельщиков в предвкушении трясли кулаками и потирали руки. Видимо, журналист был прав, и основная масса игроков действительно стремилась поставить на того, кто визуально был похож на самого крепкого и выносливого.
Однако уже совсем скоро ситуация в корне изменилась. Конь-здоровяк начал замедлять ход, и вдруг как-то обессилел и совсем уже отстал. Теперь он плелся едва ли не позади всех, беспомощно оглядываясь по сторонам и то и дело фыркая, как будто ему что-то мешало. Зато неказистая и невзрачная лошадка, выбранная нашим журналистом, резко вырвалась вперед, и, обогнав всех своих соперников, прибыла к финишу самой первой!
— Вот это я и называю скачками, мужики, — расплылся в довольной улыбке журналист.
Ну а реакцию остальных болельщиков трудно было описать словами. Такой смеси криков отчаяния, матерных ругательств и проклятий мне не приходилось слышать уже очень давно. Похоже, весь ипподром действительно поставил на того скакуна, и мы с журналистом оказались если и не единственными, то уж точно в меньшинстве.
После торжественного похода в кассу выяснилось, что вместо вложенной десятки, которую я одолжил для ставки, у Сени в руках оказался уже тридцатник.
— Вот это я понимаю! — довольный победой, воскликнул он. — А еще можно на следующий забег поставит?
— Нужно, — подтвердил наш новый знакомый.
Сеня задумался, видимо размышляю, отдать ли мне червонец сейчас или вложить все тридцать рублей в оборот.
— Че думать, Сень, если раз прокатило, то не факт, что в следующий раз снова прокатит, — пояснил я.
— Мих, а если все-таки прокатит снова? — зашептал он мне на ухо.
Я задумался: что с ними теперь делать? Можно, конечно, просто взять и уйти, оставшись в трехкратном выигрыше, но наш новый товарищ замолвил слово.
— Мужики, следующий забег вообще на верного будет
— А если ставка не зайдёт? — Я приподнял бровь.
— Если не зайдёт, то это уже мои проблемы будут, я со своего кармана отдам, — с этими словами он с многозначительным видом приоткрыл свой карман, где был целый пресс советских рублей.
Неплохо так журналисты на скачках поднимают.
— Слово даю! — заверил он, протягивая мне руку.
Слово, конечно не воробей, но вот таких как он слово чаще всего ничего не значит. Однако Сеня и Лев уже насели на меня.
— Миха ну займи, ну пожалуйста.
Я спокойно пояснил ребятам, что на своих ошибках учатся только дураки, а бабки они могут потерять. и те деньги, которые им дали родители с собой на сборы и на первенство РСФСР, они могут проиграть.
— Да ниче страшного! — отмахнулся Лёва.
Хозяин барин, хочется пацанам проверить свои силы и попробовать приумножить выигрыш, пусть пытаются. Но одалживать деньги я никому не стал. Хотят ставить — пусть ставят выигранные тридцать рублей.
— Дерзайте, — подмигнул я.
Наш новый знакомый, конечно, покрутил носом, но согласился
— А нет больше! — заверил я, хотя в моем кармане лежали деньги, вырученные с продажи икры.
— Как знаете, просто это последний забег, — все так же спокойно и, кажется, даже равнодушно пожал плечами наш маргинал. — И я точно знаю результат. Могли бы и крупный куш взять.
— Ми-и-их? — насел на меня Сеня. — Ну дай!
— Дай уехал в Китай, — отрезал я,
Мужичок взял деньги, сунул в карман и пошёл делать ставку.
— Эй! — я встал с места и догнал нашего соседа.
— Чего? — обернулся тот.
— Учти, — отчетливо сказал я, — если надумаешь пацанам голову дурит — по шапке получишь. Причем не так, как шпана щекочет, а по-настоящему! Не зайдёт ставка, значит не зайдёт, голову только не дури, а не первый раз на скачках.
— Да не вопрос, — журналист сделал обиженное лицо. — Я в жизни никогда никого не обманывал. Это не мой подход!
С этими словами он удалился в сторону кассы.
— Сеня, — обратился я к приятелю, — а сходи-ка в сторону кассы, присмотри за нашим пассажиром. Что-то у меня легкое беспокойство по поводу его нескромной персоны.
Сеня отправился вслед за нашим журналистом. Я стоял, задумчиво глядя на ипподром, и думал о том, как бы поблизости не оказалось кого-нибудь из наших динамовцев. Не хватало еще, чтобы Григорию Семеновичу доложили о том, что трое его боксеров ходили на ипподром играть на скачках! Ничего противозаконного в этом, конечно, нет, но возмущаться потом Семёныч будет полдня.
Кстати, о скачках! Забег уже начался, а ни Сени, ни нашего журналиста-кассира-игрока нигде поблизости видно не было.
— Слушай, — обратился я к Леве, — пойдем-ка сходим наших друзей у кассы проведаем.