Боксер: назад в СССР
Шрифт:
И пока ребята работали локтями, доставая свои рюкзаки и вещи из них, я изучил регалии здешних тренеров.
Тамара оказалась мастером спорта по легкой атлетике в дисциплине — толкание ядра. Она не раз занимала призовые места областных соревнованиях. Судя по тому, что крайнее ее достижение датировалось прошлым годом, она либо только-только закончила, либо продолжала выступления, совмещая их с организаторско-педагогической деятельностью. И, конечно, Тамара была комсомолкой. Наш тренер также был легкоатлетом, бегуном и комсомольцем, но уже кандидатом в мастера спорта. Достижения у него были чуточку скромнее, призовых мест он не так много
Серьезные регалии… я задумчиво поскреб макушку. Ну, теперь более или менее понятно, кто что из тренеров может предложить. Если я хотел перезапустить свой спортивный путь, то все шансы для этого предоставлялись в спортивном лагере — а конкретнее, мне надо попасть к Воробьеву. Другой вопрос, что с физикой шахматиста придется как следует повозиться.
Народа у кладовой заметно поубавилось.
— Миша, ты приглашения ждёшь? Проходи за вещами! Время! — поторопила Тамара.
Я подошел к кладовке, задумавшись, что вообще-то понятия не имею, какие из рюкзаков или сумок принадлежат мне. Но ломать голову не пришлось — в дальнем углу стоял рюкзак с нашитой на него черно-белой шахматкой. Отлично!
Перевернув рюкзак вверх дном и хорошенько тряхнув, я обнаружил спортивный костюм и кеды. Я даже бровь приподнял: если кеды были самыми обыкновенными, завода «Полимер», то в пакете лежал синий костюм с легендарными лампасами. В середине семидесятых подобный костюм был привилегией избранных. Среди народа даже ходила поговорка: «Сегодня носит „Адидас“, а завтра родину продаст».
Интересно, что же у меня за родители, которые способны дать своему сынку такую заграничную роскошь? Да и в лагерь записали явно как-то по блату. Я сгреб в охапку костюм и пошел в свою палату, благо Тамара решила меня проводить и я не заблудился. Все-таки костюм с тремя полосками — мечта каждого мальчишки, и теперь мне не отвертеться от просьб дать это сокровище поносить.
— Пять минут, — сообщила старшая пионервожатая и закрыла дверь в комнату, чтобы дать пионерам спокойно переодеться.
В палате сидели ребята из моего отряда, кто-то в трусах, кто-то уже переодевшись. На мое появление никто не обратил внимания, а я получил возможность оглядеться. Стены были побелены, на окнах висели простенькие шторки. У каждой стены стояло по десять кроватей, со всей тщательностью заправленных, между ними тумбочки, покрашенные в кирпичный цвет. По одной тумбочке на двоих. Жизненного пространства, конечно, минимум. Но всем хватало.
Найти свою кровать не составило труда, она была единственной свободной и располагалась у двери. Учитывая, что самые козырные места всегда располагались у стенки и у окна, получалось так, что мне никто не дал выбора при заселении.
Я бросил на кровать костюм, присел, почувствовав, как скрипнула пружина под ватным матрасом. Белое постельное белье дышало свежестью. Соседом по кровати, с которым я делил тумбочку, оказался Шмель. Он давно переоделся (все-таки из столовой-то первым ретировался) и встречал
— Вот это ты красавец, Миха! — рапортовал он.
Свои должны друг дружке помогать! — пожал я плечами.
Я нагнулся к тумбочке, чтобы сунуть в нее галстук. Выдвинул верхний ящик, обнаружил там мыло в мыльнице, зубные щетки и пасту. Нагнулся ниже, открыл дверцу и заглянул в отделения внизу. Одно из них моё, другое Шмеля, оставалось понять кому какое. Но тут Шмель пришел на помощь — в одном из отделений лежал апельсин, и пацан, кивнув на него, предложил:
— Угощайся! Апельсин бушь?
— Не, — буднично ответил я, сунул галстук в свое отделение, стянул брюки, и принялся расстегивать рубашку.
Раздевшись, я достал костюм и принялся его натягивать. Димка цокнул языком.
— Козырный у тебя, по ходу, папа! Адидас — это класс!
Я ничего не ответил, а накинул сверху олимпийку, которая оказалась немного великоватой по размеру. Идти в ней на улицу жарковато, но захотелось понять, как она на мне сидит. Ребята уже начали идти к выходу, не успев заценить мой спортивный прикид. Шмель тоже решил не отставать, но, приметив, что олимпийка висит на мне мешком и я ее собираюсь снимать, остановился:
— Мих, дай погонять?
— Да ты запаришься. Щас солнце выше встанет и припечет.
— С ума сошёл? Ваще пофигу! Дай, а?
Я пожал плечами и протянул Шмелю олимпийку. Хочет париться, его дело. Тот засиял и, тотчас ее надев, вышел. Мне осталось обуться и отправиться следом. Минуты, отведенные Тамарой, таяли. Носки я с собой не прихватил, поэтому решил заглянуть в тумбочку, где, вроде бы, их мельком видел. Ну, не натирать же мозоли на босу ногу.
Вытащив охапку носок, выбрал парочку серых, примерил кеды. Такая обувь плохо пропускала воздух, хотя для вентиляции были предусмотрены по два отверстия на каждом кеде. Вспомнилось, что в моей первой молодости много ребят жаловалось на то, что как не затягивай шнурки, обувь все равно болталась на ноге. И многие вкладывали в них отдельные войлочные стельки, но сейчас их под рукой не оказалось. Ну ничего, привыкну, румынские «Tomis» и немецкие «Romica» все равно появятся ещё только лет через пять.
Сунув лишние носки обратно в тумбу, я вдруг увидел у дальней стенки своего отделения какую-то деревянную безделушку. Не без любопытства достал, чтобы разглядеть. Безделушкой оказался кусочек коры, сточенный в форме сердечка об асфальт (помню, сам так делал в детстве). У того, кто делал сердечко, не очень вышло выдержать геометрию, но сделано было явно с любовью. Я повертел безделушку, обнаружил на ней выцарапанную букву «Л». Похоже, Мишка успел в кого-то втрескаться по уши. Люба? Лида? Лариса?
— Тебе особое приглашение нужно? — в палату заглянула старшая пионервожатая. — А ну, на тренировку марш!
Глава 7
Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы пионеры — дети рабочих.
По пути на первую тренировку у меня в голове играл старый добрый гимн юных пионеров. Вот так, десятилетия спустя, оказалось, что я хорошо помнил знакомые с детства строки песни.
А еще я поймал себя на мысли, что в лагере мне определенно нравится. Солнце выше забралось на небосвод, запели птицы, заискрились красками и зеленью клумбы с цветами. А еще воздух… Какой воздух… мать наша природа!