Боксер: назад в СССР

Гуров Валерий Александрович

— Ты че, дурак? — обиженно выдал парень, его верхняя губа затряслась.

— Что происходит? — проговорил я и не узнал своего голоса.

— Тебя мячом припечатало. И ты такой, брык об землю! Я думал все… А ты ожил, фу-ух! И дерешься!..

Он попятился, схватившись за ухо. Блин, да он же ребенок совсем, лет тринадцать-четырндацать — школьник, просто здоровенный вымахал, особенно в районе пояса. Одет он был в белую рубашку с коротким рукавом, синие шорты выше колена и белые гольфы. На ногах простенькие сандали. Я разглядел на рубашке пионерский шеврон

со звездочкой и тремя лепестками пламени на макушке. Вылитый пионер, образцовый, только пилотки не хватает.

Я вскочил и тотчас почувствовал легкое головокружение. Тянуло в районе правого виска. Чувство такое, будто мне этим самым кожаным мячом чуть голову не оторвали.

— Ты кто такой? — спросил я, но тут же запнулся.

Что еще за ломающийся голосок, как у Макара Гусева из «Приключений Электроника»? Свой голос я снова не узнал. Больше того, взгляд мой теперь упал за спину толстяка, где высился забор и ворота с невероятной надписью на щите:

«Пионерский лагерь „Искра“ КГРЭС номер 3 им. С. М. Кирова».

По левую сторону от щита на ограде застыл рисованный герб СССР, по правую — портрет Ленина. Ну и декорации…

Боковым зрением я видел, что всё происходит у небольшого пустыря, рядом с забором, в котором имелась дыра, достаточная, чтобы в нее пролезть.

Интересный Рай… Вот только в этом Раю вместо Адама и Евы ко мне от забора шла троица молодых, но крепко сбитых подростков явно хулиганской наружности. Ухмылочка дерзкая, и сквозь зубы умело сплевывают.

Мелькнула мысль, что вся эта детвора — не такая уж и мелкая, где-то на голову выше меня теперешнего. А вот я прям заметно уменьшился в размерах. Будто попал в чужое тело.

Явно обиженный толстяк, держась за ухо, схватил лежавший на земле велосипед. Я тотчас узнал «Урал» и поймал себя на мысли, что велосипед видится мне каким-то громоздким. Ну конечно — моя нынешняя оболочка не такая габаритная, как раньше.

— Ну все, Миха, нам теперь крышка… — толстяк неуклюже попытался оседлать велосипед, но из-за трясущихся от страха рук получалось скверно.

Он то и дело зыркал на приближающуюся троицу и облизывал губы.

— Куда собрался, а ну стой, Сеня! — крикнуло рыже-конопатое «чудо», выделяющееся из гоп-компании, явно вожак.

Пухлый, тем временем, вскарабкался на велосипед. Пускай едет, толку-то от него. С тремя у меня шансов справиться не очень много при нынешних моих вводных. И эти трое, к тому же, были не только высокие, но и, в отличие от толстяка, хорошо физически развитые. Спортивные. Конопатый, видимо главный из них, был широк в плечах. Второй имел бульдожью рожу, чуть побитую оспинами, и взгляд совсем не обремененный интеллектом. Еще и белобрысый. Третий высокий и худой, но не дистрофик, а жилистый.

Конопатый демонстративно размял шею и, переплетя пальцы, выгнул кисти ладонями вперед. Я за десяток метров услышал хруст костяшек, не предвещавший ничего хорошего. Они явно собирались отвалить мне звездюлей. С какого перепугу? Ну да ладно, потом разберемся о причинах и следствии. Что же, у меня для вас, парни, неутешительные

новости. Вы не на того нарвались.

Я встал в боксерскую стойку, чем кстати вызвал неподдельное изумление на их лицах.

— Ребзя, он драться собрался! — загоготал Шпала.

— Ха-ха-ха!..

И все трое мигом набросились на меня. Но удовольствия «станцевать» нам не предоставили — со стороны ворот вдруг донесся крик.

— Вы что творите! Лев, а ну немедленно прекрати ребят обижать!

К нам торопилась здоровенная тетенька, по размерам готовая затмить даже толстяка на велосипеде. В спортивном костюме и со свистком, болтающимся в районе пышной груди. Рядом с ней семенил невзрачный мужичок с высоко натянутыми брюками, схваченными подтяжками, и с пышными усами, которыми он забавно шевелил.

Львом, судя по всему, звался заводила — конопатый. Если парочка его подельников остановилась, а толстяк Сеня вовсе струхнул, то Лев продолжил бежать на меня носорогом. Я встретил его с дальней руки, без замаха, прямым, попав в солнечное сплетение. Не челюсть же ломать — за такие дела с моей судимостью, пусть и погашенной, можно в колонию отправиться. Но удара вполне должно было хватить, чтобы усадить наглую рожу на пятую точку. Тем более, что этого он явно не ожидал, и секунду спустя, сидя на земле, принялся жадно хватать воздух. Глаза конопатый пучил теперь не хуже толстяка Сени.

Габаритная Женщина с большими грудями выросла между нами, сдув со лба упавшую прядь челки. Дружки Левы благополучно отошли подальше.

— Тамара Ипполитовна, Савелий Иннокентьевич, мы не при делах! — попытался отбрехаться шпала-блондин, корча невинную рожу. — Просто шахматисту мяч в голову попал! Через забор перелетел, мы за мячом полезли, а эти двое нарушителей тут! За территорией лагеря! В дырку пролезли, представляете?

— Я тебе дам «попал», Куропаткин! Случайно? Знаю я вашу компашку! — зарокотала гром-баба. — У нас по распорядку утренний туалет, а вы уже сыр-бор развели!

— Товарищи спортсмены, пройдите в лагерь, будьте так любезны, — подал голос усач, прежде внушительно прокашлявшись.

Выглядел Лева неважно, бледный как полотно и весь взмокший. Он тяжело поднялся и погрозил мне кулаком.

— Ну все, ты встрял, Карпов, блин… Урою, молись…

Он запнулся, схватил мяч и поочередно посмотрел на взрослых, но когда вернул взгляд на меня, глаза Левы говорили куда больше любых угроз.

— Ага, воротничок поправь, — я подмигнул ему, наконец опустив руки.

Глаза хулигана на секунду вспыхнули, но тут же погасли.

Троица потянулась к воротам. Это сюда они через дырку в заборе пролезли, а обратно — уже как положено.

Я не успел выдохнуть, как Тамара Ипполитовна подошла ко мне, взяла за плечи и, отстранившись на вытянутых руках, внимательно меня осмотрела, а потом обратилась к усатому.

— Савелий Иннокентьевич, проведите с хулиганами воспитательную беседу и сделайте замечание Виктору Палычу, в нашем лагере дети не должны обижать друг друга. Пусть оставляют всю злость в зале!