Боль милосердия
Шрифт:
— Что?
— Санаторий в области, — повторил.
Я была уверена, что расслышала слова, но не поняла смысла. То, что его не отпускали с работы просто так, Андрей сказал ещё в самом начале, до моего переезда. Ни на какие курорты или отпуска в далекие страны думать не приходилось. И тогда мне это понравилось, потому что хотелось сфокусироваться на Омске и не думать о сложностях…
— Опять сопровождаешь?
— Да. Разрешили взять семью.
— На сколько?
— Двадцать четыре календарных дня.
Он прошагал на кухню и уселся есть. Мы обсуждали, что возьмем из вещей и что скажем
— Кыла?
— Спи, спи.
Я упаковала наши с Ирой вещи в мой рюкзак. Побегала по квартире в поисках средств гигиены. Андрей сказал, что соберется сам. Семья. Ему разрешили взять семью.
— Двадцать четыре дня…
Пробравшись обратно, я улеглась на кровать и сделала подсчет. Как бы сказать юристу из аськи, что я не смогу прийти на встречу двадцать девятого июня?
Глава 11
Проснувшись, мы быстро поели и погрузили вещи в машину. По холодку проехались до офиса. Начальник нашелся на месте. Думаю, у меня это было врожденное — принимать нейтральную позицию в обществе. Я никогда не выделялась ни в негативном, ни в позитивном плане. Знала где остановиться, что сказать. Работу выполняла во время, даже опережала график. Отказать такому человеку было сложно. Придраться — не к чему.
— Слушайте…
Через полчаса я вышла из офиса с пометками о сдаче проектов.
— Оттуда автобусы ходят? — спросила Андрея. — Мне надо будет…
— Ходят.
Ехали мы едва больше часа. За это время солнце успело выйти из-за горизонта. Ирина проснулась и завозилась в кресле. Андрей заехал за ворота и припарковался на импровизированной стоянке посреди берез. От цивилизации мы оторвались знатно.
— Пошли.
Сначала мы посетили административный корпус. Нас быстро оформили и выдали санитарно-курортные карты. Девушка-дежурная показала номер и объяснила, как пользоваться телефоном, интернетом и окнами. Удивительно, беря с собой ноутбук, я даже не надеялась, что смогу выходить с его помощью в сеть. Здорово!
Номер представлял собой две большие комнаты в кремовых цветах, коридор (где стоял большой шкаф-купе и холодильник) и санузел. Евроремонт со всеми мыслимыми и не мыслимыми розетками. Мебель вся приличная, в спальне добротная двуспальная кровать, матрас без пятен. Во второй комнате, будто специально для ребенка, стояла кроватка, комод и односпальная детская кровать. Здесь же был выход на большой балкон.
Андрей занес сумки, проверил свет и ушел, обещая вернуться, когда стемнеет. Я положила Ирину в кроватку и дала любимую игрушку, сама принявшись изучать местность. Воздух здесь действительно был чистый, не запах села, как в Любиснке а свежей, курортной природы. Издалека доносились писклявые голоса детей, пели птицы, солнце припекало голову.
Насладившись видом с балкона на растущую зелень парка, я зашла обратно в номер, думая, что увидела всё. Наивная! Зайдя в туалет помыть руки, я едва не потеряла челюсть: в углу стояла душевая кабинка!
— Господи Боже…
Побоявшись оставить Ирину одну на долгое
— Кыла! Кус-кус!
Перестав распаковывать чемоданы, я заглянула в холодильник. Он был пуст. Полистала книжку с телефонами.
— Что тут с едой? — спросила дежурного.
— Какой номер?
— Ээ… — я огляделась. — А как узнать?
— На телефонной книжке написано.
Я полистала книженцию и нашла нужные строчки на последней странице:
— Люкс номер 2.
— У вас ребенок?
— Да, два года.
— Можете спуститься в столовую. В течении получаса еда будет готова.
Уточнив меню, я взяла Ирину на руки и пошла искать столовую. Как ни странно, сделать это оказалось сложно, даже с объяснениями персонала. Наш жилой корпус представлял из себя отдельный домик посреди парка с тремя номерами на втором этаже и большой гостиной на первом. Зайдя в соседнее здание, я поняла разницу. Здесь на этаж приходилось больше десятка дверей. Начиная отсюда, все корпуса были соединены между собой переходами, оснащены лифтами, пандусами и поручнями.
В столовой все говорило об обычном "сбалансированном" питании. Трехразовом из трех блюд. Девушка, разносившая еду, сказала, что вечером здесь можно сходить в кафе, послушать музыку, съесть мороженное или десерт — на территории санатория было всё, что только можно пожелать "молодой маме".
— Кыла!
Ирина наелась, я, ни много ни мало, обожралась. Никогда не чувствовала такой усталости. Официант сам убрал тарелки у нас перед носом. Я расстегнула верхние пуговицы рубашки. Поспать теперь что ли?
— Пойдём спать? — спросила малышку, поднимаясь со скамьи.
Ирина, успевшая слезть из-за стола, потянула меня за брюки, показывая пальцем куда-то в толпу:
— Кыла, Кыла, сатри! Ляля!
Глотая зевки, я принялась рассматривать причину пронзительных визгов. Из буфета к свободному столику неподалеку неторопливо шагала девушка с ребенком. Понятно было сразу — мать и сын: оба брюнеты со светлыми глазами. В поселке такая внешность была экзотической. В городе, как выяснилось, тоже встречалась редко, а подкрашенные шевелюры легко определялись. Не мать и сын, а картинка! Удивительно, что отец никак не повлиял на цветотип малыша! Мальчишка был ещё мелкий, намного младше Ирины, но крепенький и с осознанным взглядом. Держа в руке мягкую игрушку, он оглядывался по сторонам, будто искал кого-то и этим ещё сильнее походил на мать — прежде чем присесть столик, она как следует оглядела весь зал.
— Ляля! — Ирина понеслась к ним.
Подавив ещё один зевок, я заковыляла следом, предвкушая возможное недопонимание. Как ни странно в санатории детей возраста Ирины мы ещё не видели. Все были на пару лет старше.
— Ляля!
Брюнетка сидела, удерживая сына на руках. Чем ближе я подходила, тем меньше становилась девушка. Это было даже забавно. Судя по всему, наша разница в росте составляла головы две. Одета женщина была прилично, но слегка неряшливо и молодежно — в клетчатую зелено-желую футболку и светлые штаны с балетками. Волосы выбивались из хвоста. От девушки веяло каким-то творческим беспорядком.