Болезнь неведения (Введение в психофизиологию неврозов)
Шрифт:
Мальчику стало смешно. Страшное и постыдное превратилось в озорную шутку двух понимающих друг друга мужчин. Конечно, он не будет специально мочить кровать, да и не это имел в виду доктор. Но если что произойдет… не беда! Доктор готов ко всему. Ребенок улыбнулся, влез под одеяло и быстро заснул. Разумеется, с ним ничего не случилось. Он провел у доктора вторую ночь, третью, а потом уже спал дома. Гомеопатические шарики полетели в мусорное ведро…
Психотерапия — оружие умных, добрых и одаренных людей. Приемы психотерапии нельзя выучить, как ходовые рецепты. Я убежден, что подготовка врача-психотерапевта должна походить на обучение режиссера, артиста, следователя. Единственно нужное в одном случае неприменимо в тысяче других.
Психотерапия — один из самых трудоемких методов современной медицины. Она требует от врача не меньше мастерства, знаний и напряжения сил, чем сложнейшее хирургическое вмешательство, и значительно больше времени. Ведь психотерапевт добьется успеха только в том случае, если глубоко проникнет в сокровенные уголки внутреннего мира больного, в сущность его тревог, поймет причины его трудностей и конфликтов.
Психотерапия требует максимальной индивидуализации, но есть сведения, которые полезно сообщить каждому больному, независимо от частных особенностей его заболевания. Сообщить без спешки, неизбежной в обстановке амбулаторного приема, без торопливого использования первых пришедших на ум формулировок. Вот здесь-то и возникает мысль о потенциальных возможностях печатного слова.
Лечение печатным словом — литертерапия — по- рождено нашим временем. Оно возможно только в стране
всеобщей грамотности, высокого и постоянно растущего культурного уровня читателей, среди которых книга найдет тех, кто в ней нуждается. Но книга написана не только для больных. Я советую ее прочесть и совершенно здоровым людям. Они получат новые сведения о работе человеческого мозга, о физиологии эмоций, о природе и механизмах человеческих чувств.
В последние годы ученые много говорят о профилактике перенапряжения нервной системы, о дисциплине и воспитании чувств. Но что означает «профилактика» по отношению к эмоциональной сфере? Как повлиять на нежелательные чувства, которые возникают непроизвольно и не подвластны прямому волевому усилию? Об этом существующая литература практически молчит.
Я полагаю, что книга окажется полезной не только для лечения, но и для предупреждения невротических расстройств, для устранения ненужных, подрывающих здоровье конфликтов. Невроз — классическая «информационная болезнь».
Лекарства, закаливание, лечебная физкультура — важные, но вспомогательные средства. Главная роль в борьбе с человеческими неврозами принадлежит информации.
Кому не стоит ее читать
На всю жизнь я запомнил тщедушного мальчишку, с которым предпочитали не связываться отборные силачи нашего класса. «Уйди, покалечу, — вопил он во время драк, зажав в руке булыжник, — я за себя не ручаюсь».
«Псих, — говорили о нем ребята, — убьет и отвечать не, будет. У него справка из психоневрологического диспансера».
А «псих» бесчинствовал. Ему ничего не стоило оскорбить учителя, швырнуть книгой во время урока в классную доску. Когда приходили завуч или директор, «псих» начинал трястись, плакать, продолжая выкрикивать бранные слова, немыслимые в присутствии взрослых. Почему-то его не исключали, и каждый новый скандал только усиливал ореол исключительности этого малолетнего тирана. Однажды к нам в класс пришел новичок. Он не был ни смелее, ни крепче других, он просто не знал, что в классе есть «псих». В первой же стычке, когда скандалист выхватил перочинный нож, новичок вывернул ему руку и деловито стал возить «психа» носом по крышке парты. Потом повернулся спиной и, не оглядываясь, пошел на свое место. Класс замер: сейчас произойдет непоправимое, «псих» ударит новичка ножом… Но этого не случилось. Жалкий и растерянный, гроза школы сидел за партой, хлюпал носом и выкрикивал угрозы, в которые не верил сам. Почему-то он не
Так я впервые познакомился с эксплуатацией «нервности».
Разумеется, у взрослых и действительно больных людей все обстоит гораздо сложнее. Маленький скандалист, по всей вероятности, вообще был здоров, он просто «работал под психа», спекулируя на страхе своих одноклассников.
Взрослый невротик не симулянт и не притворщик. Он болен, и подчас испытывает тяжелейшие страдания. Но нередко обстоятельства складываются так, что болезнь дает человеку определенные преимущества в семье, на работе, перед лицом закона и общества.
«Нервный ребенок», — шепчутся родители, оставляя без наказания эгоистическую, наглую выходку. «Нервный человек», — решают на работе и освобождают сотрудника от дополнительных нагрузок. «Он такой нервный», — говорит жена, объясняя знакомым хамское поведение главы семейства. А «сплошной комок нервов», смахнув со стола тарелку, укладывается на кушетку. Страдальческое лицо, папироса, предупредительная тишина в доме…
«Бегство в болезнь» имеет много разновидностей и диктуется разными причинами. Иногда они очевидны, иногда глубоко скрыты от самого больного и окружающих его людей.
…Мальчик рос в обеспеченной и нескладной семье. Родители часто ссорились, а потом разошлись. Мать надолго уезжала в экспедиции. Возвращаясь, она баловала сына, попустительствовала его поступкам. Он поздно ложился спать, запоем читал приключенческую литературу. Появились головные боли, бледность, раздражительность. Вместе с «болезнью» пришли не только врачи и лекарства, но и право пропускать школу, валяться в постели с интересной книжкой, отлынивать от занятий. Легкое чтиво сменилось увлечением машинами. Подросток садился в чужую машину, проезжал несколько кварталов и бросал ее на мостовой. Очень скоро его поймали и привлекли к суду. И вот тут-то обнаружилось еще одно замечательное качество болезни. Заключение невропатологов освободило юношу от наказания. Может быть, в этот момент человеку нанесли заключительный удар.
А болезнь (я уже не беру ее в кавычки!) прогрессировала. Теперь даже студент, не колеблясь, поставил бы подростку диагноз тяжелой истерии. Юноша жил в постоянной атмосфере двух господствующих ощущений: своей очевидной неполноценности (от которой он по-человечески страдал) и исключительности своих особых прав на внимание, сочувствие и послабления. Жизнь шла мимо него. Товарищи кончили школу, работали и учились. Он не работал, не учился и жил на содержании у матери. Он мог бы проникнуться отвращением к своему бессмысленному существованию, если бы не… болезнь. Болезнь оправдывала все: безделье, никчемность, паразитизм. Он научился жалеть себя вместо того, чтобы презирать. О, лживое самоутешение, порожденное болезнью и роковым образом питающее эту болезнь!
Его призвали в армию. Жизнь предоставила ему возможность реабилитации в собственных глазах. Но армия — это напряженный труд, подъем морозным утром, безоговорочное подчинение приказу, марш-бросок по заснеженным полям. А там, дома — тахта под уютным светом торшера, завтрак в постели, журналы с глянцевитыми фотографиями. И он дезертировал в болезнь… Припадок судорог, бессвязная речь… Он не был симулянтом. Компетентная комиссия единодушно поставила диагноз и приняла решение о демобилизации.
Сейчас, когда я пишу эти строки, парень живет у матери, не работает и не учится. Он «встречается с девушкой», не смея, да и не стремясь назвать ее женой. Ему это удобно и отнюдь не стыдно. Даже себе он не признается, что невозможно иметь семью на заработок все той же мамы. Нет, у него есть куда более веская и уважительная причина: ведь он больной, вправе ли он связывать свою судьбу с судьбой другого человека?