Болотный клад
Шрифт:
Алешка в конце концов переселил это стадо. Подозреваю, что на чердак нашего фургона. И нынче скворечник заняли его законные владельцы. Они все время порхали туда-сюда, трещали и таскали в свой домик всякий мусор – веточки, травинки, перышки. Для уюта, сказал Алешка.
Вообще-то мы с Алешкой рассчитывали в первый же день на велосипедах «оборзеть», как он говорит, окрестности, но мама – наш главный полковник – распорядилась иначе:
– Мы идем на строительство, а вы наведете порядок в фургоне. Подмести, вытереть
Я вздохнул, Алешка молча возмутился своим восклицательным знаком на макушке, но делать нечего.
– Ладно, Дим, – смирился наш младший полковник. – Поделим дела пополам. По-честному. Так и быть: ты сделаешь всю эту ерунду… Ну там вода из колодца, полы с пылью, окна помоешь и вообще, а я – самое трудное: самовар поставлю.
Добрый такой, весь из себя. Самовар – это конечно, самое трудное. Напихать в трубу щепок и шишек, разжечь и сидеть ждать, когда он запыхтит…
В общем, когда вернулись со стройки старшие полковники, мама от души нас похвалила:
– Молодцы!
А Лешка «по-честному» признал:
– Дима мне тоже иногда помогал. Да, Дим?
– Да, Леш!
Мама быстренько накрыла на стол, и мы сели пить чай с беляшами и бутербродами. И тут мама сказала:
– Вот что, ребята. В доме у нас почти готовы две вполне приличные комнаты. Мы будем жить там, а фургон поступает в ваше распоряжение. Но чтобы чистота и порядок.
– Понял, Дим? – спросил Алешка.
– Понял, Леш! – Лучше бы я в нашей школе на второй год остался.
После чая мы «переселили» в новый дом тахту, столик, газовую плитку и всякие сковородки с кастрюльками. Принесли из машины раскладушки и дяди-Борины армейские походные стульчики.
Наши старшие полковники в этом деле не участвовали. Они только перетащили из фургона в дом холодильник, сказали, что очень устали и им надо срочно отдохнуть на солнышке. Устроились почему-то в тени берез и о чем-то вполголоса разговаривали. Холодильник, впрочем, могли бы и не переносить – в доме все равно еще не было электричества.
Но там уже было хорошо, чистенько так. Здорово пахло свежими стружками и опилками. Правда, стекол в окнах еще не было, но мама прикнопила вместо них пленку и повесила занавески в горошек. И стало еще уютнее.
Алешка мрачно глянул на раскладушки и спросил маму:
– А твои дети что, на голом полу будут спать?
– Почему? – удивилась мама. – Я накошу вам травы. – Мама очень любит косить траву. Мы с папой даже подарили ей на день рождения электрическую косилку. – Я накошу вам травы, вы ее высушите, и получится прекрасное сено. Я сама очень люблю спать на сене, только оно очень колется.
– А до сена? – спросил Алешка. – Все бока отлежим.
– Но у вас же есть наверху надувные матрасы! – вспомнила мама.
– А сено тогда зачем? – тупо спросил я.
– Питаться
– Вы козлята, – сказала мама. – Идите устраивайте свое гнездышко.
– Вообще-то козлята в гнездышках не спят, – возразил Алешка. – Они высоты боятся.
Гнездышко… Это гнездышко нам несколько лет верно прослужило. Мы высоты не боимся. И никакое это не гнездышко. Это такой строительный вагончик, только без колес. Чтобы мы с Алешкой куда-нибудь его не укатили. Например, поближе к озеру.
У этого вагончика-фургончика было что-то вроде чердачка, где и обитали мы с Алешкой. Папа и мама, столовая и кухня – внизу, а мы – на своем уютном наблюдательном пункте. В маленькое окошко были хорошо видны все окрестности. И весь наш дачный поселок, и деревня Пеньки на пригорке. Особенно хорошо – в знаменитый папин бинокль, который подарили ему «германские немцы», как говорит Алешка, – папины коллеги по Интерполу. Интерпол – это такая мощная полицейская организация по борьбе со всякой международной преступностью.
Мама называет наш чердак красивым словом «антресоль». И правильно делает. А то кто-нибудь спросит: «А где же ваши дети спят?» – не отвечать же «На чердаке»!
У нас там надувные матрасы, тумбочки для личных вещей (мама говорит «для лишних», потому что в Алешкиной тумбочке чего только нет, как на хорошей свалке), подсвечник со свечкой, а за окошком – потайная садовая лестница, по которой очень удобно улизнуть из дома прямо в заросли крапивы. Одно только неудобство – очень шумно, когда по крыше молотит дождь…
Пока я стаскивал с «антресоли» матрасы и остальную мебель, Алешка принес одеяла и подушки, постельное белье и по шоколадке с пакетом сока. Мы уложили матрасы у стеночки, где раньше стояла тахта, надули их, застелили и повалились на них, задрав ноги. Сильно устали.
– Надо поесть, – сказал Алешка, – а то отощаем в первый же день. Мама расстроится.
Уж ему-то куда тощать…
– Здорово, Дим, да? – Алешка дожевал шоколад и допил сок. – Мы теперь с тобой сами себе хозяева. Когда захотим – уйдем, когда не захотим – не придем, что хотим, то и делаем, чего не хотим, того и не делаем, да? И в крапиву с лестницы плюхаться не надо.
– Ага, – согласился я. – Ты только свою тумбочку прошарь как следует. А то у тебя там барахла накопилось, я ее еле вниз стащил.
– Барахла не держим, – важно сказал Алешка. – Там все нужное. И не вздумай ее открыть.
– Это почему?
– А вдруг там зимой мышка поселилась? Испугается тебя. – Это еще вопрос, кто кого испугается. – Ты лучше за порядком следи, чем в чужие тумбочки заглядывать.
– А ты будешь мышек в тумбочках разводить?
Тут пришла мама и прервала наш спор: