Болото
Шрифт:
— Откуда это? Какая-то… природная аномалия?
Алексей хмыкнул:
— Обойди камень с той стороны.
Вблизи я увидел, что весь камень покрыт письменами. Буквы были похожи на русские, но вместе с тем и отличались; большинство слов были мне незнакомы. В тумане я увидел тонкий лучик света. Еще не приблизившись, я с удивлением заметил, что с этой стороны обычный для Болота желто-серый цвет травы постепенно меняется зеленым. Трава здесь была почти живая.
Трещины на камне удивительно точно складывались в очертания исполинской двери, при наличии некоторой фантазии можно было различить
Затаив дыхание, я подошел и заглянул туда. Сначала свет ослепил меня, из глаза потекли слезы, но потом я притерпелся и увидел…
…Я увидел небо, стократ ярче и синее того, что когда-либо было над любым городом; траву чистого зеленого цвета и неизвестные мне деревья с нежной, не обезображенной обычными для Болота наростами корой. Узкое отверстие не позволяло мне видеть больше, но по солнечным бликам, играющим на листьях, я догадался, что камень стоит в воде.
Я оторвался от "замочной скважины" и поморгал, прогоняя плывущие перед глазами сине-зеленые пятна.
— Видишь? Эта река течет оттуда. Это какой-то другой мир…
— Неужели никак нельзя попасть туда? Взорвать дверь?
— Ее нельзя взорвать. Никак. Думаешь, не пытались?
— И что же? Только смотреть в замочную скважину?
Алексей улыбнулся и оперся о камень.
— Я думаю, однажды она откроется. Каждый раз, приходя сюда, я замечаю все новые и новые трещинки; я верю, она откроется. Дай Бог дожить до этого дня.
Я встрепенулся:
— Слушай! А я могу остаться здесь? Здесь, в вашей деревне?
— Да не вопрос, — засмеялся Алексей. — не выгоним же!
— А я могу привести сюда моих друзей? Мы не будем обузой!
Алексей заметно погрустнел.
— Видишь ли… если ты покинешь деревню, ты вряд ли сможешь вернуться назад. Тебя не удивляло, почему так близко от Лагеря находится никому не известная деревня?
— Удивляло, конечно… но чего только не бывает на Болоте.
— Сюда могут попасть далеко не все. Я не знаю, как это место выбирает людей; знаю лишь, что сюда может попасть только тот, кто бежит от смерти. Ты ведь бежал от кого-то?
— Бежал… но ведь можно, наверное, повторить?
— Нет. Все должно быть без обмана, только так.
— Это жаль…
Мы помолчали, потом я неуверенно спросил:
— Это про тебя, что ли, дядька Петро рассказывал?
— Петро? как он там, живой?
— Живой… с женой развелся.
— И что он рассказывал?
Я кратко пересказал ему байку дядьки Петро. Рассказал и свою историю. Услышав про «Алых», Алексей невесело усмехнулся:
— Да, похоже на Андрея. Но со мной не так все было… я Андрея не убивал. У него баллон в огнемете был бракованный, взорвался. И от возрастания я не убежал.
— А как было? Расскажи?
Алексей вздохнул:
— Ладно, пойдем тогда.
Мы вышли на самую окраину деревни; очевидно, некогда здесь была бензоколонка или что-то похожее, но теперь от нее осталась лишь потрескавшаяся асфальтированная площадка, куча ржавого железа и покосившаяся цельнометаллическая лавочка, которую время почему-то пощадило. Мы сели на лавочку, и Алексей, предупредив меня, чтобы я не пугался, оглушительно
Я автоматически хлопнул рукой по бедру, где прежде висел нож. Однако крысак не проявлял агрессии; он подошел к нам и, неодобрительно на меня посмотрев, ткнулся носом в колени Алексея.
— Ни фига себе… это как? Ты его приручил?! Их же нельзя приручить!
— Ну, в общем-то я его не приручил. Правильнее будет сказать — я его поработил. Точно хочешь услышать эту историю?
— Хочу.
— Так вот…
Алексей родился в Городе, в совсем недалеко от моего дома. Вполне возможно, что мы могли случайно встретиться на улице, впрочем — я был тогда слишком мал. У Алексея был старший брат, Денис; когда ему исполнилось пятнадцать, он отправился в Центр и, по всей видимости, не прошел возрастание, так как больше Алексей его не видел.
— Мне было четырнадцать… знаешь, что самое страшное? Мать вернулась в слезах, и я спросил ее: "где Денис?" Она ответила: «заболел». Когда я задал этот вопрос на следующий день, она ответила совершенно спокойно: "Денис… ах, он в лагере. Он болеет". А через неделю она уже не помнила, кто такой Денис. О моем брате забыли родители, школьные учителя, соседи… все взрослые, понимаешь? Через две недели на меня начали коситься, и мама решила сводить меня к психоаналитику. Я и сам уже было поверил, что не было у меня брата, но… все же сомневался. К психоаналитику не пошел, закатил дома скандал. И…
Хотя Алексею было всего четырнадцать, человеком он, похоже, был весьма серьезным. Целый год он после школы ходил по Городу и искал людей, которые так или иначе могли быть связаны с его братом. И находил: мальчишку, с которым Денис однажды играл в баскетбол на улице, другого мальчишку, с которым брат подрался, девочку, которой починил велосипед.
Окончательно убедившись, что брат — не плод его воображения, Алексей подошел к матери и сообщил, что возрастание проходить не будет.
— Та конечно в крик, слезы, уговоры… но я сказал: не пойду, и хоть ты режь. И вот, все с родителями едут к Центру, а я дома сижу. Заходит ко мне человек, вроде в штатском, но все равно видно: государственный. Спрашивает ласково так, сволочь: "что это ты, Леша, чудишь?" и тут сверкнуло что-то и я сознание потерял. Это мне потом уже сказали, что он парализатором меня щелкнул, а тогда я не понял. Очнулся ночью в больничной палате, спина болит. Сунул руку — а на пояснице пластырь. И знаешь, такая обида меня взяла на весь мир… уж не знаю, откуда силы взялись, взял табуретку и швырнул в окно. И сам следом, этаж был первый. И спрятался…
— Где? — недоуменно спросил я.
— Ну, сам подумай: где в многомиллионном городе можно спрятаться от людей? Там же, где посреди Болота можно спрятаться от крыс: под землей. В больничном дворе я поднял крышку люка и прыгнул вниз.
Ты не представляешь себе, Максим, над чем ты каждый день беспечно гулял… подземные коммуникации под большим городом — это целый мир. По туннелям я пробрался в какое-то подсобное помещение под супермаркетом, где и устроил свое логово. И знаешь, я не просто прятался, у меня была цель: я решил победить вирус, меняющий меня.