Большая Игра против России: Азиатский синдром

Хопкирк Питер

Теперь русские готовились к следующему шагу, несомненно, поощренному отказом англичан удовлетворить просьбу кокандского хана о помощи. Российский министр иностранных дел князь Горчаков, предупреждая протесты, которые наверняка последуют особенно от англичан после любых дальнейших продвижений в Центральную Азию, заранее подготовил официальное объяснение таких шагов, чтобы, как он надеялся, смягчить опасения и подозрения европейцев. Умело составленный документ весьма удачно снимал возражения, которые могли возникнуть у таких государств, как Англия, Франция, Голландия и даже Америка. В нем проводились прямые параллели между положением России по отношению к Центральной Азии и их собственным положением по отношению к обширным колониальным владениям. В декабре 1864 года меморандум Горчакова через послов царя был распространен по ведущим европейским государствам.

«Позиция России в Центральной

Азии, — гласил этот документ, — является точно такой же, как у всех цивилизованных государств, которые вступили в контакт с поселениями полудиких кочевников, не обладающих никакой определенной социальной организацией. В таких случаях более цивилизованное государство, как правило, вынуждено в интересах безопасности своих границ и коммерческих отношений осуществлять некоторое господство над теми, чей буйный и неуравновешенный характер делает их нежелательными соседями. В свою очередь, недавно умиротворенные регионы нуждаются в защите от грабежей племен, находящихся вне закона, и так далее. Вот почему российское правительство вынуждено было насаждать цивилизацию там, где варварский способ правления вызывает страдания народа, и оберегать свои границы от анархии и кровопролития. Такова судьба, — писал Горчаков, — любой страны, которая оказывалась в подобном положении». Британия и прочие колониальные державы были «неумолимо вынуждаемы не столько амбициями, сколько настоятельными потребностями к дальнейшему распространению» своих владений. Самая большая трудность, указывал он в заключение, — принять решение остановиться. Тем не менее, замкнув свою границу с Кокандом, Россия не собиралась продвигаться дальше.

«Мы будем признательны, — уверял Горчаков прочие державы, — если ведущие государства, у которых меньше нерешенных вопросов и выше организация, установят для нас с географической точностью пределы, на которых мы должны остановиться». Верил ли он этому на самом деле или просто стремился выиграть время для правительства, уже настроенного на покорение ханств, — вопрос, который все еще занимает ученых. Между прочим, Н.А. Халфин, советский историк этого периода, полагает, что это была преднамеренная дымовая завеса, предназначенная для обмана Британии. Разумеется, российские завоевания не остановились на обещанных Горчаковым рубежах. В ближайшие несколько месяцев они продвинулись еще дальше на юг. Большое российское наступление на Центральную Азию началось. И оно не остановилось, даже когда центральноазиатские ханства уже пали к ногам царя.

24. Лев Ташкента

В середине девятнадцатого века три враждующих ханства — Хива, Бухара и Коканд — правили обширным краем пустынь и гор величиной с половину Америки, который простирался от Каспийского моря на западе до Памира на востоке. Но помимо этих трех городов-государств там имелись и другие важные города. Одним был древний Самарканд, некогда столица Тамерлана, теперь часть Бухарского эмирата. Другим — Кашгар, отрезанный от прочих высокими горами, тогда он управлялся Китаем. Наконец там был большой, окруженный стенами город Ташкент, когда-то независимый, но в то время принадлежавший Кокандскому ханству.

Ташкент с его садами, виноградниками, пастбищами и населением в 100 000 человек слыл самым богатым городом Центральной Азии. Своим процветанием он был обязан не только обилию природных ресурсов, но и энергии и предприимчивости своих торговцев и близости к России, с которой существовали давние торговые связи. Не было секретом, что ведущие торговые семейства были бы счастливы сменить кокандское правление с его непомерными поборами на правление российское. Но местное духовенство, которое также обладало значительным влиянием, искало спасения у эмира Бухары, правителя самого священного города в Центральной Азии. Получив такое предложение, эмир, разумеется, воспылал желанием оказать им покровительство, добавляя таким образом сей богатый приз к своим владениям. Весной 1865 года, когда он и его старый противник, хан Коканда, затеяли очередную войну, такая возможность представилась.

Но имелся еще один претендент — русские. Командующий Кокандской пограничной зоной генерал-майор Михаил Черняев не сомневался, что Ташкент с его обширным коммерческим и торговым потенциалом оказался в опасности. Черняев, который давно присматривался к Ташкенту, решил, пока оба правителя полностью заняты своей войной, захватить город прежде, чем до него доберется эмир Бухарский. Но царь и его советники в Санкт-Петербурге еще не были готовы к присоединению Ташкента. Частично это было связано с неуверенностью в спокойной реакции Британии, несмотря на гарантии Игнатьева, а частично с сомнениями, хватит ли у Черняева с его всего 1300 солдатами сил взять город, который защищают 30 000

воинов. Потому ему телеграфировали приказ воздержаться от наступления. Но генерал, небезосновательно подозревавший, что может содержать депеша, не стал ее читать и скрыл это даже от своего штаба. Он полагал, что если преуспеет в прибавлении столь драгоценного камня к короне царя, да еще с минимальными потерями и затратами, то неповиновение ему простится. Если бы так поступил британский генерал, он вызвал бы возмущение парламента и поплатился бы погонами, досталось бы и кабинету, и его непосредственному начальству. В России же карал или жаловал только один человек — сам царь. В случае успеха награда могла быть весьма значительна, так что Черняев решил, что игра стоит свеч. Имелась еще одна причина действовать именно так. Его непосредственный начальник, генерал-губернатор Оренбурга, планировал посетить пограничные области, и Черняев боялся, что тот лично возглавит наступление и лишит его шанса отличиться.

Заявив, что продвижение бухарских войск во владения Кокандского ханства представляет серьезную угрозу Ташкенту, он не оставил никаких альтернатив и в начале мая 1865 года выступил в поход. По пути он захватил небольшую крепость Ниязбек, лежавшую к югу от города, взяв таким образом под контроль реку, которая обеспечивала большинство потребностей города. Затем его инженеры повернули русло реки так, что теперь ее воды не достигали Ташкента. Дождавшись вызванного подкрепления, Черняев теперь располагал 1900 солдатами при 12 орудиях. Все они устремились к Ташкенту, которого достигли 8 мая, попутно разгромив отряд, посланный ханом Коканда на их перехват. Там генерал немедленно приступил к изучению системы обороны города и вступил в контакт с теми горожанами, кто проявлял дружелюбие к русским. Он надеялся, что последние смогут убедить остальную часть населения сдаться, открыть ворота «освободителям» и вынудить гарнизон кокандцев к сдаче. Но вскоре выяснилось, что незадолго до их прихода по приглашению сторонников эмира в город проник небольшой отряд офицеров и солдат из Бухары и присоединился к его защитникам. Выяснилось также, что перспектива российского правления пришлась по вкусу только небольшой части жителей.

Но отступать было уже некуда. Унизительность российского отступления отразилась бы на всей политике в Центральной Азии в течение грядущих лет. Черняев знал, что самому ему в таком случае придется предстать перед военным трибуналом и за неподчинение приказу, и за то, что навлек на армию такой позор. Сил для успешной осады города, окруженного высокой зубчатой стеной длиной приблизительно шестнадцать миль, у него было явно недостаточно. Шансы были невелики, но Черняев решился на штурм. В чрезвычайной ситуации, в которой он оказался, было принято смелое решение все поставить на карту. Хотя защитники превосходили по числу его войска почти в пятнадцать раз, российский генерал знал их слабое место. Если до самого последнего момента держать в тайне время и точное место нападения, защитники, распределенные по многомильной стене, не сумеют вовремя сосредоточиться в зоне штурма. К тому же кроме существенного превосходства русских войск в вооружении, обученности и дисциплине, ворвавшись в город, они могли рассчитывать на сочувствующих и помощников из местных.

Первый удар Черняев нанес на рассвете 15 июня. Перед этим глубокой ночью, под покровом темноты, его люди ползком пробрались на исходные позиции. Главная штурмовая группа; которая несла длинные лестницы, подобралась к одним из ворот, где, как показала разведка, стена самая низкая и ее легче преодолеть. Колеса орудийных лафетов обернули войлоком, чтобы обеспечить бесшумное выдвижение на огневые позиции. Одновременно небольшой отряд подошел к другим городским воротам, в нескольких милях к востоку, готовый осуществить отвлекающий маневр и оттянуть на себя как можно больше защитников, пока главный штурмовой отряд не ворвется в крепость. Тогда они бы постарались присоединиться к товарищам в борьбе за цитадель.

В 2.30 утра добровольцы разгрузили лестницы, которые привезли на верблюдах, и перетащили их вплотную к стенам около ворот, которые предстояло атаковать. Приближаясь к стенам, они наткнулись на спящего стражника; его присутствие вне стен указывало на существование тайного прохода, через который он выбирался наружу. Несколько чувствительных уколов остриями русских штыков — и пленник почел за благо показать его местонахождение. Умело замаскированный серым войлоком, точно соответствующим цвету стен, ход вел вверх к барбету, или платформе, возвышающейся над воротами. Это открытие стало чрезвычайной удачей для русских, которые уже слышали мощную орудийную канонаду со стороны дальних ворот. Вспомогательный отряд начал нападение, немедленно оттянув большинство защитников крепости к месту атаки.