Большая Игра против России

Хопкирк Питер

Если бы захватчик предпочел более южный путь через Афганистан, Кандагар и другой большой проход в Индию через Боланский перевал, тогда он, вероятнее всего, попытался бы пересечь Инд вблизи Мултана в 300 милях от Аттока ниже по течению. Именно в том месте в свое время преодолела Инд армия монголов, и Киннейр описывал его как «вероятно, нашу наиболее уязвимую границу». Еще более южную дорогу через Белуджистан он, видимо, сбрасывает со счета, поскольку ее практически не упоминает. Возможно, причина в том, что Кристи с Поттинджером в свое время писали, что она непроходима для армии любой величины, тогда как дорога вдоль побережья, хотя однажды и использованная Александром Македонским, представлялась слишком уязвимой с моря, чтобы захватчик ею воспользовался.

В конце

концов, какую бы дорогу агрессор ни избрал, все они вели через Афганистан. Даже русские — и теперь Киннейр особо переключается на них — должны были подойти к Индии через Афганистан, двинулись ли бы они от своей новой опорной базы на Кавказе или от передовых застав в Оренбурге на границе с казахской степью. Если русские воспользуются первым маршрутом, предупреждал он, то могут избежать необходимости пересекать всю Персию и воспользоваться полностью подконтрольным им Каспийским морем, чтобы перебросить войска на восток к его дальнему берегу.

Отсюда они могли бы пройти до Оксуса, по которому подняться вверх до Балка в Северном Афганистане. Миновав Афганистан, русские могли бы подобраться к Индии через Хайберский перевал. Следует напомнить, что этим маршрутом в свое время надеялся воспользоваться Петр Первый, чтобы установить контакт с правителями Индии из династии Моголов — мечта, которая развеялась после безжалостного истребления Хивинской экспедиции. Киннейр ,явно не был осведомлен об ужасающих трудностях этого пути, ведь только много лет спустя после его смерти около 1873 года был переведен с русского детальный отчет об экспедиции и о тех трудностях, которые ей пришлось преодолеть. Фактически за пределами земель Персидской и Турецкой империй Киннейр был столь же несведущ, как и все прочие, и вынужден был признать, что относительно территории между восточным побережьем Каспийского моря и Оксусом, «несмотря на все свои усилия, так и не смог получить информацию, на достоверность которой мог бы положиться».

Киннейр, однако, признавал, что снабжение армии вторжения, пытающейся пересечь Центральную Азию, представляло бы колоссальную проблему. «Огромные орды, — писал он, — которые ранее приходили из степей Татарии, чтобы вторгнуться в расположенные южнее более цивилизованные государства, обычно гнали с собой стада, обеспечивавшие им пропитание». К тому же они не были обременены тяжелым снаряжением, необходимым для ведения современной войны. Потому они способны были совершать походы, «совершенно немыслимые для европейских солдат».

Последняя для русских возможность заключалась в продвижении от Оренбурга. Построенная в 1737 году крепость стала базой, с которой они поставили под свой контроль воинственных казахов, кочевавших по обширному степному региону к югу и востоку. Теперь им предстоял бы тысячемильный марш на юг до Бухары — Киннейр утверждал, «что для этого потребовалось бы сорок дней пути», но фактически нужно было бы в несколько раз больше. Потом предстояло проделать еще один продолжительный переход через пустыню и Оксус до Балха. Как достаточно справедливо писал Киннейр, по пути могло попасться множество племен, причем все они были настроены враждебно по отношению к русским. «Поэтому, — писал он, — прежде чем русские смогут вторгнуться к нам с этого направления, ими должно быть сломлено сопротивление татар ». Он был уверен, что до тех пор, пока этого не произойдет, Индии вторжение с севера не угрожает. Любопытно, что, по-видимому, Киннейр не рассматривал пересечение Афганистана как главную проблему для агрессора. Но дело в том, что агрессор должен был каким-то образом переправить свои уставшие войска плюс артиллерию, амуницию и другое тяжелое оснащение не только через Гиндукуш, но и через земли воинственных афганцев, фанатично ненавидящих иностранцев. Впрочем, в те времена это было, как правило, неизвестно даже таким людям, как Киннейр, хорошо знакомым с обширными горными массивами и соседствовавшими с Северной Индией народами. Эра великих исследователей Гималаев была еще далеко впереди.

В отличие от Вильсона, Киннейр не был убежден, что Царь Александр планирует захватить Индию: «Я подозреваю,

что русские, вне всякого сомнения, горят желанием расширить свою империю в этом направлении; но она и так Уже весьма громоздка и неуправляема и, вполне возможно, вскоре может развалиться из-за своей чрезмерной величины на части». Куда более вероятной целью амбиций Александра он считал Константинополь. С другой стороны, если бы царь с минимальным риском или затратами для себя захотел нанести сокрушительный удар по англичанам в Индии, существовала другая возможность, которую Киннейр сумел предвидеть. Кончина стареющего персидского шаха открыла бы русским возможность заполучить контроль над троном, «если не целиком подчинить Персию своей власти».

«Среди сорока сыновей шаха, — писал Киннейр, — не было ни одного, кто не мечтал бы о троне. Почти половина из них, будучи правителями провинций или городов, располагала собственными вооруженными силами и арсеналами». Киннейр был уверен, что если бы Санкт-Петербург поддержал одного из соперничающих претендентов (несмотря на обязательство помочь наиболее бесспорному наследнику Аббасу Мирзе), то в ходе неизбежно возникших беспорядков «великолепно обученные и дисциплинированные русские войска оказались бы способны возвести на трон своего собственного ставленника». Как только шах оказался бы у них в кармане, для них не составило бы труда спровоцировать известных любовью к грабежам персов двинуться на Индию. В конце концов, разве не предшественник нынешнего шаха Надир-Шах заполучил таким образом Павлиний трон и алмаз «Кохинор»? Вторжение могло даже быть спланировано русскими офицерами, хотя их войска и не участвовали бы в походе, что позволило бы царю умыть руки.

Внимательное и детальное изучение Киннейром путей вторжения было первым из целого ряда подобных официальных и неофициальных отчетов, увидевших свет в последующие годы. Несмотря на постепенное стирание белых пятен на картах окружающих земель, большая часть рассмотренных им маршрутов вновь и вновь с небольшими различиями фигурировала в позднейших исследованиях. Впрочем, по мере того как ослабевала память о Наполеоне и росла боязнь русской угрозы, основное внимание постепенно смещалось к северу от Персии, к Центральной Азии. Одновременно в глазах людей, ответственных за оборону Британской Индии, до невероятных размеров разрастался Афганистан, воронка, через которую предстояло пройти захватчикам. Но все это было в будущем. Несмотря на разожженные паническим трактатом Вильсона горячие дебаты в парламенте, большинство британцев все еще не были убеждены, что официальный союзник Великобритании, Россия строит в отношении ее недоброжелательные планы или имеет какие-то виды на Индию.

Во всяком случае, на какое-то время продвижение России на юг в Персию британской дипломатии удалось заблокировать, что стало в Лондоне причиной немалого облегчения. Однако, как отмечал Киннейр, даже русский военный губернатор Кавказа генерал Алексей Ермолов начал алчно поглядывать на восток за Каспийское море, в Туркестан. Именно там ровно за сто лет до этого русские были так предательски обмануты и разбиты хивинцами. То, что последовало дальше, стало первым пробным шагом в том процессе, который за следующие полвека передал великие ханства и караванные города Центральной Азии в руки царя.

6. Первый русский игрок

Летом 1819 года в столице Грузии Тифлисе — тогда там была штаб-квартира русских войск на Кавказе — в тихом уголке нового православного кафедрального собора можно было заметить молящегося молодого офицера в мундире. В тот день у него были веские причины там находиться, ему было о чем просить Создателя. В свои 24 года капитан Николай Муравьев намеревался исполнить миссию, которую большинству казалась самоубийственной. Переодетый туркменским кочевником, согласно приказу генерала Ермолова он должен был попытаться достичь Хивы, лежавшей более чем в 800 милях к востоку, причем по той самой опасной дороге, что и злополучная экспедиция 1717 года.