Большая игра. Чужие сны
Шрифт:
Ближе к полуночи резкий звонок в дверь разбудил её.
В комнате было темно, она в на ощупь пошла в прихожую.
– Кто?
– Аль, это я.
Женщина привычным движением открыла дверь. На пороге стоял сосед Игнат. Белая рубашка в синий ромбик в тёмном подъезде. Он носил её в далёкой молодости и выглядел как тогда. Руки тряслись с похмелья, глаза прятал в пол.
– Займи трёшку до зарплаты!
– Опять бухаешь? Нет у меня! Гнатя, кончай пить!
– Да не пил я, замёрз просто, – он протянул к ней дрожащие руки.
Баба Аля дотронулась, почувствовала холод, непроизвольно
– Я голодный, дай хоть хлеба кусок!
– Сейчас принесу! – она отвернулась от двери, чтобы пойти на кухню, её мгновенно догнала страшная мысль, и она закричала, закрыв голову руками.
Алевтина заставила себя поднять голову и открыть глаза – в подъезде гуляла пустота. Тогда она зарыдала в хрип. Захлопнула дверь, добежала до дивана и, увалившись на него, долго крестилась и причитала, прося прощения Бога за грехи, коих, по её мнению, накопилось с лихвой. В таком дичайшем состоянии бабуля находилась около часа, пока ей не стало совсем плохо. Давление зашкаливало, сработал защитный механизм организма, и она отключилась.
В окно жёлтым глазом светила луна.
Старая пугливая ива, доживающая свой век, от внезапных порывов ветра вздрагивала, вспоминая, как когда-то, буквально 40-50 лет назад, она была совсем ещё саженцем, тоненьким любопытным деревцем, пытающимся укорениться, и молодой Игнат в отсутствие жены частенько заглядывал в окно своей соседки Алевтины, пока её муж шатался бог весть где.
Если бы вы спросили, а она могла ответить, непременно сплетница-ива поведала бы вам, что дед Гнатя почти две недели назад как помер. По новым капиталистическим правилам его даже не привезли в старый двор домой попрощаться с соседями, а сразу после морга, траурного зала и отпевания выгрузили на кладбище.
Он прожил пустую бездарную жизнь. Работа – диван (гараж) – бутылка. Ни тебе любви, ни радости, ни заботы о ближнем. Всё, чем занимался, шло вразрез с самим собой настоящим.
Жена, баба Маша, скончалась 10 годами раньше. Несчастная и уставшая от житейских забот, недопонятая, недолюбившая, не сказавшая что-то очень важное, ушла, не попросив о помощи. Уснула и не проснулась боле.
Баба Аля так и не увидела Игната в гробу, хотя и была на поминках, устроенных сыном умершего.
Этой ночью в полнолуние Игнат Фомич по своему обыкновению, как и 40 лет назад, решил зайти к соседке, но нормального разговора не получилось. Он хоть и оставался пока на Земле, и даже при желании в глазах других, если переключить внимание, мог выглядеть как молодой мужчина, а не старик, но одной ногой, хотя, нет, обеими ногами стоял на пороге очередного перехода.
А бабе Але ещё предстояли мучительные пять лет увядания. Жизни, полной разочарований и страхов, а также замаливания грехов, раскаяния, хронических болезней и душевных мук.
Глава 3
Люди приспосабливаются, а может быть, и нет
– Опять в школу! – мычал Макс, звучало эхом в голове, назойливой мухой, тиканьем часов. – Опять, опять, опять-пять-пять-ять.
– Не опять, а снова! – отрубила Лилия Петровна.
С мамой не поспоришь, тем более в этом вопросе.
Максик нехотя почистил зубы и поплёлся на кухню. Прожевал булку с маслом,
Мама в очередной раз поторопила его. Пришлось распрощаться со злосчастными киборгами и направиться прямиком в свой любимый ад – среднюю школу номер 48.
Голубоглазый белобровый блондин Славик, добродушный и бестолковый толстяк, с пяти лет закадычно дружил с Максом. Они были похожи и совершенно разные. Как тонкий и толстый, как быстрый и тормозной, как Тимон и Пумба из старого мультфильма, который смотрели когда-то их родители.
Вячеслав стоял, облокотившись на стену дома, под козырьком крыльца, упираясь в неё ногой и нырнув головой в телефон. Забыв обо всём, Славик в эту секунду был счастлив.
– Пошли, мы уже опаздываем!
– Да подожди ты! Щас!
– Потом доиграешь! Первым английский!
– Угу!
– Ты учил?
– Мы с Лёхой рубились вчера весь вечер, а ты?
– Я был на тренировке, потом забыл.
– Весело!
– Да не то слово!
Дождик накрапывал, прохладное утро не предвещало ничего хорошего. Пятница 13-е – угнетающее сочетание.
Два друга побрели в направлении к пёстрому зданию школы без оглядки, не смотря по сторонам, упулившись в свои экраны и общаясь через 4g, не заметив даже, как к ним навстречу поднимался дед Гнатя, похожий на зелёного змия, пожирающего самого себя.
Школьников и прочих прохожих было много, но никто ни на кого не обращал внимание, только первоклашки с родителями за ручку жадно любопытствовали.
Тела-поля детей и родителей такие разноцветные и чаще энергетически светлые, а умы ещё не сильно зашоренные проблемами, обидами и разочарованиями. Хотя встречались и с отяжелениями. Все проходили мимо, насквозь старика.
Через полчаса улица опустела, только змий Гнатя терзался и не хотел принять решение, какой путь выбрать дальше. Ни одно из зовущих тоннелей-окон не подходило под его запросы. Игнат чувствовал их зловещее шипение.
Он с большим сопротивлением осознавал, что не сделал главного, ради чего родился, и упустил что-то существенно важное. От этого становилось жутко, в зелёном и без того страшном теле то и дело образовывались воронки обид на жизнь, мир, жену Машку, давно почившую, и главная большая дыра – обида на самого себя. Воронки иссушали оставшиеся тела, не давая шансов. Последние дни на Земле стали тяжелейшим испытанием. Как будто Вселенная кричала:
– Поздно, Гнатя! Исправить ничего нельзя. Время истекло – жизненный урок не пройден. Придётся повторить. А пока извини, тебе дорога заказана!
Открывшиеся для него две недели назад коридоры вариантов гудели, и это жужжание приводило Гнатю в состояние глубокого ужаса от всего происходящего. Но он ещё цеплялся за свои отмирающие тела и старался не попасть ни в одно из окон. Игнат всё искал оправдание своим поступкам.
– Как такое случилось? Как?
Вот он, пятилетний мальчонка, босиком бежит к речке… Вот мамка обнимает его, а батька зовёт складывать солому… Вот Зойка – первая любовь… Армия… Прощай, родной колхоз… Я в строители пойду – пусть меня научат… А потом – нелюбимая жена… Сын – балбес… Своя просторная квартира (уметь надо!)… Собутыльники… А дальше – пропасть.