Большая игра
Шрифт:
— Удачно у тебя выходит оказываться в нужное время в нужном месте, — не срывая досады, заметил штабс-ротмистр Горлов.
— А мнэ нравится, — с типичным грузинским акцентом одобрил корнет Джавахов из первого эскадрона. — Здэсь чувствуэтся гусарская удаль, да, друзья?
— Не то слово! — радостно одобрил Некрасов. — И вообще, хватит расспросов. Думаю, у нас появился прекрасный повод выпить. Айда, братцы, в ресторацию! Давно мы в «Шах» не заглядывали, вот что я вам скажу.
— Два дня не заглядывали, если быть точным. Это, по-твоему, давно? — удивился я. — Но ты
Мы славно посидели, отмечая мое пока еще не совсем официальное вступление в свиту цесаревича. Формального назначения не последовало, и я вроде как остался в прежнем статусе. Но нам, гусарам, повод не нужен.
— Если душа требует — выпей! Не хочет она, родимая, так пересиль себя, и все равно выпей! — так сказал подполковник Тельнов, на вопрос майора Буровцева из 1-го Туркестанского батальона, что у нас за повод для кутежа. — По поводу пьют лишь алкоголики. Гусару повод не нужен.
Так уж получилось, что гуляли мы до утра. Гусар вообще трудно остановить, когда они расходятся. Да, хорошо было…
Утром, несмотря на головную боль и некоторую вялость, пришлось заниматься своими непосредственными обязанностями. Их никто не отменял. Тем более, за последние недели Ташкент превратился в беспокойный муравейник. Все разговоры касались лишь приближающегося похода.
От организационной суету меня отвлекло появление Ариан Хана. Вечером, после очередного дня, наполненного делами эскадрона, я покинул казарму и прямо напротив здания увидел сидящего на скамейке пуштуна. Он явно дожидался именно меня. Зверобой появился, когда его никто не ждал. Мы обменялись незаметными знаками и уже через час сидели в доме для встреч. Я разжег печку и поставил на огонь чайник.
— Где же ты был, Ариан? — первым задал я вопрос.
— В Афганистане, Михаил, как и говорил. Устраивал дела. Мой отец умер, да примет Аллах его душу. Похороны, вопросы с наследством, помощь родичам, все это заняло много времени.
— Ясно. Прими мои соболезнования, — в целом, я не был доволен, как ведет себя мой агент. Слишком уж «прохладно» он относится к своим обязанностям. Но и давить на него не мог — все же смерть отца является скорбным событием в жизни каждого человека. — Пусть Аллах пустит его в свою обитель, а райские птицы будут ублажать его слух под веселый смех прекрасных гурий.
— Благодарю тебя, твои слова нашли отклик в моем сердце, — Ариан признательно склонил голову. Вода закипела, и я, ополоснув маленький чайник, засыпал туда горсть «кахтинского» черного чая. Осталось лишь подождать, когда он заварится. — Но я не только хоронил отца, но и занимался нашим делом. Мне удалось кое-что выяснить об англичанах в Афганистане.
Пуштун достал бумагу, покрытую какими-то малопонятными значками.
— При эмире Шир Али находится около десятка англичан. На людях эмир ведет себя с ними независимо, но слухи ходят такие, что он ест с их рук и слушается каждого слова. Главный у них полковник сэр Баррингтон. Его правая рука — майор Льюис Лэрд. Сдается мне, именно они следят за каждым шагом эмира, заодно занимаясь
Ариан достаточно подробно рассказал обо всех замеченных англичанах при дворе афганского эмира и о том, что ему удалось выяснить. Выяснить ему удалось не так уж и мало, определенную ценность его информация представляла. Вот только Шауфус наверняка и так обо всем этом знает. Но все же назвать совсем уж бесполезными сведения Зверобоя язык не поворачивался. Нам в разведке все пригодится.
— После Афганистана я отправился в Хиву, — неожиданно огорошил меня агент, после того, как я переписал полученные от него сведения и мы немного расслабились, занявшись чаем с баранками.
— И что с Хивой? Стоит еще? — я попытался сохранить невозмутимый вид.
— Стоит, куда она денется? — пуштун захохотал.
— Я пошутил. Хива для нас сейчас важнейшая цель. Каково настроение хивинцев? Что они думают о войне?
— В своем высокомерии они считают, что им ничего не грозит. Сеид Мухаммад Рахим Богодур хан собрал беков и донес до них, что они вновь победят неверных. В город прибыло больше десяти тысяч туркменов. Все кричат, что отрежут русским головы и заберут себе их имущество и женщин. Они воинственны, но рассчитывают не только на свои силы, но и на то, что Аллах не даст вам перебраться через пески Каракумов.
— Хорошо, что они так настроены.
— Тебе лучше знать, Михаил. Но у меня есть нечто, что способно порадовать твое сердце.
— И что же? — я видел, что пуштун буквально сгорает от азарта и одновременно хочет, чтобы я задал вопрос. Следовало ему подыграть, мне не сложно.
— Мне удалось узнать о Ата Джане. Я не забыл, что ты им интересовался.
— Продолжай.
— Ата Джан рассчитывает, что война с русскими принесет перемены в его судьбу. В зиндане он сидит уже много лет и мечтает отомстить. Есть такой человек — зиндан-беги Гуванч, присматривающий за заключенными. Мне удалось с ним сойтись. Так вот, он передал весточку Ата Джану.
— Что именно он передал?
— Что русские о нем помнят.
— И что ответил Ата Джан?
— Ответил, что благодарен Аллаху за таких друзей. А еще сказал, что готов многое сделать для того, кто освободит его из зиндана и прогонит с престола ненавистного Мухаммада.
— Занятно, — я покрутил ус. Сведения неплохие, но что мне с ними делать? Понятное дело, Ата Джан будет руки целовать тем, ктовытащит его из тюрьмы. А если возвести царевича на престол, то он вообще душу продаст. — Ханский брат сидит в главном зидане? — на всякий случай уточнил я.
В распоряжении разведки имелся достаточно подробный план Хивы со всеми основными постройками. Я даже смутно припомнил, что зидан должен располагаться внутри дворцовых стен, с южной стороны.
— Да, он содержится в одной из нижних камер.
— А этот зиндан-беги Гуванч в случае чего как себя поведет?
— Он желает возвыситься и поддержит Ата Джана если звезда того взойдет, — немного цветисто заверил меня пуштун. — Он с радостью откроет двери и впустит своего пленника на свободу, если будет уверен, что за подобное ему не снимут голову с плеч.