Большая интрига
Шрифт:
— Собираетесь жениться. А на ком?
— На мадемуазель де Франсийон…
Она снова чуть было не сорвалась:
— На Луизе? Значит, на Луизе? Но…
Она задыхалась. Она уже совсем не понимала, что с нею происходило. Почему, на самом деле, она считала, что Реджинальд мог быть любовником Луизы и что могло быть необычного в его желании жениться?
Он повторил:
— Да, мадам, на Луизе.
— Интересно!
— Мадам, — ответил он с определенным намеком, — я удивлен такой странной реакцией на сообщение о нашем союзе…
— Признайтесь, чтобы мне было чему удивляться!
— Я, действительно, виноват в том, что мог бы кое о чем сказать вам заранее, но все же не захотел этого делать до тех пор, пока мы с вашей кузиной не решим окончательно.
— И на
Шевалье выразил на лице удивление и сказал:
— Но, Мари, ведь Луиза в том возрасте, когда люди уже принимают решения самостоятельно! И, насколько мне известно, она не состоит ни под чьей опекой!
— А вот тут вы и ошибаетесь, — с торжеством сказала Мари. — Видимо, вам неизвестно распоряжение короля, которое запрещает родителям под страхом сурового наказания выдавать девушек замуж за иностранцев без официального разрешения федеральных властей!
— Мадемуазель де Франсийон — сирота…
— Она моя кузина. И по отношению к ней я пользуюсь такими же правами, как если бы я была ее матерью. Более того, я являюсь правительницей Мартиники и ни за что не соглашусь на этот союз!
Внезапно лицо Мобрея омрачилось. Мари подумала, что причиной этому были препятствия на пути к счастливому завершению его любовной истории, что он по-настоящему любит Луизу. Она не могла понять, что своими словами она разрушила заранее составленный Реджинальдом план, который состоял в том, чтобы под предлогом выдуманной женитьбы заставить Мари пойти с ним на компромисс. Он подсчитал, что, по-видимому, Мари непременно воспротивится женитьбе. Он сделает вид, что уступает, но при условии, что не порвет с мадемуазель де Франсийон окончательно. Если Мари действительно нуждается в нем, то ей пришлось бы согласиться на это предложение, и все осталось бы по-старому: он был бы любовником и той и другой. Он не мог предвидеть, что Мари обладала достаточной властью, чтобы не разрешить придуманную им женитьбу.
Он ничего не знал о королевском распоряжении и впервые за всю свою карьеру интригана оказался сбитым с толку.
— По вашей вине два человека станут несчастны, — тем не менее попробовал он настаивать. — Луиза любит меня, и я тоже достаточно люблю ее, чтобы предложить стать моей супругой.
— Вы, возможно, хотите этим сказать, что не так уж и любите ее?
— Меня глубоко трогают те чувства, которые она испытывает по отношению ко мне.
— Это еще одна причина, по которой я не могу согласиться на ваш брак. Нет, шевалье, вы никогда не получите мою кузину, Луизу! Никогда! Я слишком хорошо вас знаю. И достаточно люблю Луизу, чтобы рисковать ее счастьем и отдать ее человеку, темперамент которого абсолютно не соответствует ее собственному. Месье, Луиза еще очень молода, и если те чувства, которые она питает к вам, искренни, она, безусловно, будет страдать, но не так долго и глубоко, как женщина в возрасте, которая прожила часть жизни и нечаянно привязалась к вам. Луиза забудет вас, месье, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ей в этом!
Реджинальд понял намек на самое себя, когда она заговорила о немолодой женщине. Но неожиданно он сказал:
— Может быть, мадам, вы не знаете, до какой крайности может дойти человек, если кто-то ограничит его страсть?
— Что вы имеете в виду?
— Я опасаюсь, что чувства мадемуазель де Франсийон настолько сильны, что она может согласиться бежать со мною!
Мари усмехнулась:
— Похищение? Как тогда, в Париже? Примите мои поздравления! Но, по-моему, вы забыли, что мы находимся на Мартинике и что в моих руках сосредоточена вся власть? Если вы рассчитываете таким образом уехать отсюда, то вы глубоко ошибаетесь! Но я совершенно спокойна, Луиза только выдумывает, что любит вас. Она, я повторяю, молода и вдобавок глупа. Достаточно раз взглянуть на нее, и вам сразу же станут видны все ее слабости. Чего она в итоге хочет? Она и сама вам ни за что не скажет. Вы появились в этом
Реджинальд пожал плечами и наклонил голову в знак высшего смирения.
— Я всегда подозревал, — ответил он, — что вам наговорили много лишнего об отношениях между мадемуазель де Франсийон и мною. И вот доказательства!
Он подошел близко к Мари и с волнением произнес:
— Возможно, теперь вы поймете те причины, которые заставили меня жениться на Луизе?
— Абсолютно не понимаю, но надеюсь, что вы мне их приведете!
Он начал болезненным тоном, голосом мученика, человека, которого никто не понимает и не может оценить величия его жертвы:
— Мадам, — произнес он, — я хотел бы, чтобы вы поняли одно: женитьбой на мадемуазель де Франсийон я хотел прекратить распространение сплетен. С самого первого дня я сразу понял, в чем дело. Я сказал себе, что, оставаясь в вашем доме, я всегда буду мишенью для досужих разговоров. Меня начнут обвинять в том, что я руковожу вашими поступками. И я вам уже говорил, что стоит вам принять меры не в угоду колонистам или издать приказ, затрагивающий их интересы, то обвинят не вас, а вашего советника, вашего серого кардинала, как меня уже кое-кто называет. Вдобавок ко всему, такой человек, как я, живущий в уединенном доме, среди женщин, непременно должен вызвать подозрения. Мари, вы красивы, вы — самая красивая женщина на Мартинике, и я могу вам сказать — только не обижайтесь, — что вы неплохо пожили в свое время. Оба мы подошли к такому возрасту, когда нас уже нельзя обвинять, как это до сих пор делают, что мы способны на глупости. Кроме этого, мадам, глубокий траур, который вы соблюдаете, и переживания, которые не оставляют вас до сих пор, ставят вас выше всяких обвинений и подозрений. Но я! Но Луиза! О нас, конечно, говорят! Те, кто пока не может меня открыто обвинить во вмешательстве в политику острова, пытаются в ваших же глазах сделать меня любовником мадемуазель де Франсийон!
Он остановился. Мари слушала его с глубоким вниманием. Она вынуждена была признать, что в его рассуждениях есть своя логика. Он был прав. Он был как раз таким человеком, который всем мешал, прежде всего таким амбициозным людям, как Мерри Рулз, который, кроме всего прочего, видел в Мобрее своего соперника.
Она глубоко вздохнула, как будто освободилась от огромной тяжести.
— И, видите ли, Мари, — продолжал он, — я совсем не удивлен, что майор использовал все средства, чтобы убедить вас в том, что Горный замок стал обыкновенным домом разврата. У него везде есть шпионы. Из самых незначительных фактов, которые те для него добывают, он делает настоящие истории с приключениями и распространяет их по всему острову! Нас стараются достать сразу со всех сторон: со стороны колонистов, отцов иезуитов и доминиканцев. На вас будут оказывать всякое мыслимое давление. Но если я женюсь на Луизе, все сразу придет в полный порядок! Больше уже никто и ничего не посмеет сказать!
Мари молчала. Она думала.
— Я понимаю, — добавил шевалье, — что в глазах большинства людей Луиза уже является моей любовницей. Пусть так! Я считаю, что это оскорбительно для нее, и Бог мне свидетель, что я готов проткнуть насквозь шпагой первого же, кто позволит при мне такую ложь в ее адрес! Но для вас так было бы лучше, Мари!
Она бросила на него быстрый взгляд и спросила:
— Отчего же?
— Да потому, — стал он горячо объяснять, — что подозревать можно всех: меня, Луизу, кого угодно другого, но не вас! Будет лучше, если скомпрометированы будем только мы с Луизой! А вы, Мари, учитывая ваши обязательства по отношению к будущему вашего сына, Жака, вы должны быть выше всего этого, вы должны оставаться чистой, без тени подозрения… И все это потому, что я люблю вас, Мари, люблю всем сердцем, и что помимо этого я испытываю к вам чувство глубокого уважения и привязанности и с удовольствием отдал бы за вас жизнь…