Большая книга мудрости
Шрифт:
Обращайся всегда к чужим богам. Уж они выслушают вне очереди.
Осторожно: когда ты в блеске славы, у твоих врагов преимущество – они подстерегают в тени.
Для мышления нужен мозг, не говоря уже о человеке.
И свиньи хрюкают иногда презрительно о пастухе: «Свинопас!»
Не ходи проторенными дорожками – поскользнешься.
Велика сила ничтожества! Ничто его не одолеет.
Когда не дует ветер, и флюгер на крыше имеет свой характер.
Он шел по трупам идущих к цели.
Когда прыгаешь
У каждого века есть свое средневековье.
И мессии тоже с нетерпением ждут своего пришествия.
Те, кто легко забывают, легче сдают жизненный экзамен.
Есть ли идеалы хотя бы у тех, кто отобрал их у других?
Все в руках человека. Поэтому их надо чаще мыть.
Порой меня охватывает тревога: а вдруг мы уже в раю?
Я знаю, откуда взялась легенда о еврейском богатстве. Евреи платят за все.
Кто знает, может быть, дьявол упорхнул бы от нас, если бы его окрылили?
Какое коварство! Наши незримые души – узницы, и только грубая плоть бегает совершенно свободно.
У бездомных двери распахнуты настежь для каждого.
Можно ли считать афоризм приговором? Да, по отношению к автору.
«Кто из вас без вины, пусть первый бросит камень». Ловушка. Тогда он уже не будет без вины.
Вера в бумагу носит мистический характер. На ней пишут гарантии вечности гранита.
Это ужасно, что вечность состоит из отчетных периодов.
Порою мне кажется, что Творец очарован английской монархической системой: Бог царствует, но не управляет.
Стройте мосты от человека к человеку, разумеется, разводные.
Иные из тех, кто боится взглянуть в глаза будущему, не подозревают, что будущее может показать им зад.
Люди когда-нибудь станут братьями и снова начнут с Каина и Авеля.
Богу богово, кесарю кесарево. А что же людям?
Настоящий человек состоит из вопросов, настоящий Бог состоял бы из ответов.
Я верю в неизбежную гибель всех земных организмов – но не организаций.
История повторяется, потому что не хватает историков с фантазией.
После очищения истории ото лжи не обязательно остается правда, иногда – совсем ничего.
Когда мы до конца исследуем космос, окажется, что, будучи здесь, на земле, мы уже были в небе.
Слабая память поколений упрочает легенды.
Эжен Ионеско
(1909–1994)
французский драматург, представитель театра абсурда
Чем больше революций совершаешь, тем хуже все становится.
Все мы – жертвы Долга.
Да, искусство
Идеологии нас разделяют. Мечты и страдания – объединяют.
Люди всегда стараются найти причину любого доброго поступка. Мы боимся чистого добра и чистого зла.
О, слова, сколько преступлений совершаются вашим именем!
Теннесси Уильямс
(1911–1983)
американский прозаик и драматург
В памяти все как будто происходит под музыку.
Почему черт возьми, людям так трудно говорить друг с другом, особенно близким людям?
Все мы приговорены отбывать заключение в одиночной камере – нашем собственном теле. Всю жизнь.
В страдании люди искренней.
Думаю, моральная серьезность хороша во все времена, особенно – в наши.
Все симпатичные девушки – ловушки, хорошенькие ловушки. Мужчины именно так их и воспринимают.
Семейные передряги всегда выявляют как лучшее, так и худшее в каждом члене семьи.
Преднамеренная жестокость, по-моему, – единственный грех, которому нет никаких оправданий…
Жизнь продолжается и после гибели всех идеальных представлений о ней…
Все на свете могло быть другим, но имело бы тот же смысл.
Все мы нуждаемся в снисходительности.
Эмиль Мишель Чоран
(1911–1995)
румынский и французский мыслитель-эссеист
Можно вообразить и предвидеть все, кроме глубины своего падения.
Мне решительно ничего здесь не нравится. Если бы меня сделали Богом, я бы немедленно взял самоотвод.
Святые живут в языках пламени; мудрецы – рядом с ними.
Для писателя сменить язык – все равно что писать любовное письмо со словарем.
Кто я такой, если не один из шансов в бесконечном ряду несбывшихся возможностей!
Пока кто-либо верит в философию, он здоров; заболеваешь лишь тогда, когда начинаешь думать о ней.
Общество – это не болезнь, а катастрофа. Какая же поразительная нелепица, что в нем еще и живут!
Эрве Базен
(1911–1996)
французский писатель