Большая книга приключений для находчивых и отважных (сборник)
Шрифт:
– Не пойму, ты что, балуешься? – раздался ленивый мальчишеский голос.
Девчонка обернулась и увидала того самого парня, который вчера в толпе кричал ей что-то. Дмитренко, кажется.
– Я не баловаться, я хотеть заехать.
– Угу, как мартышка в одном нашем мультике: вроде она куда-то лезет, а получается, что катается. Давай подтолкну. – Упершись руками в спинку коляски, он попытался вкатить ее на сходни, но колеса вновь соскользнули. Мальчишка присел на корточки, провел рукой по полу и тихонько присвистнул: – Кто-то здесь маслом все намазал. –
– Ньет, ньет, зачьем?
Парень пожал плечами:
– Прикол, шутка такая. Не боись, я сейчас Ильинишну позову.
Дмитренко скрылся в школьном коридоре, а Кисонька-Эрика чуть не расплакалась. Вот подлость! Пусть на самом деле она здорова и такие глупые шуточки ей нипочем, но что бы чувствовал на ее месте настоящий инвалид! И без того ей тяжело и неудобно, так еще и дурацкие приколы! Кисонька поняла, что глаза у нее на мокром месте, и шмыгнула носом.
– Что ты, детонька, не надо плакать! Сейчас горю поможем, сейчас все уберем. Где тут? – Раздавшийся из-за ее спины голос принадлежал крепкой старушке в синем рабочем халате. Рядом с бабушкой маячил Дмитренко.
– Здесь, Ильинишна. – Мальчишка ткнул пальцем в сходни.
– На конфету, а я тебе дорогу проложу. – Сунув лже-Эрике карамельку, старушка опустилась на колени и принялась елозить мокрой тряпкой по металлическим полозам.
Ага, та самая бабка-уборщица, о которой говорил Вадька. По сравнению с мошенницей и похитительницей Ниной Григорьевной и ее подлыми учениками старушка показалась Кисоньке необычайно милой.
– Вот и все, можешь ехать, – сообщила Ильинишна, в последний раз мазнув тряпкой.
– Great thanks [8] , – поблагодарила Кисонька и вместе с Дмитренко отправилась наверх.
– Меня Серым зовут, – сообщил мальчишка, топая рядом с коляской Эрики.
– Серый? Grey? Но ваша director называть другой фамилий!
– Темная ты, Эрка. Серый – это кликуха, а так я – Сергей. Полное имя.
– Сэр Гей? Тебя так называть друзья? Потому что ты совсем-совсем не любить девушка?
Краска бросилась Дмитренко в лицо, он судорожно прикусил губу. Не дай бог, кто услышит, ему ведь житья не станет!
8
Большое спасибо.
– Никогда такого не говори, поняла? Еще раз повторишь – получишь. Не посмотрю, что ты американка, выдам, как местной!
– О, я не хотеть тебя обидеть. У нас в школа это не есть причин дискриминация, у нас много быть гей. Я думать, ты есть главны гей школа, потому что ты есть не просто гей, а Сэр Гей.
– Ну хватит, мне неинтересно, что ты «думать». – Дмитренко раскраснелся до предела. – Просто никогда не повторяй то, что сказала. И зови меня Серый.
– В Америка выбирать имя есть священный прав и свобод, – торжественно сообщила Кисонька. Скулы у нее болели от дикого желания расхохотаться,
– Автомата у нас нет, коку в столовой продают, угости, раз твой папаша и впрямь такой богатый. – Серый уже успокоился и снова поглядывал на «американку» с интересом.
– Папа есть очень богатый, – подтвердила Кисонька. – У него есть металл, нефть, фермы, рестораны, галереи и оркестры. Много! Только есть плохой тон говорить о деньги.
– У вас плохой тон говорить о деньгах, а у нас плохой тон – не иметь денег. У всех свои национальные обычаи, – усмехнулся Дмитренко. – Ты в каком классе будешь?
– Не быть, учить, что хотеть. Я у вас недолго учиться, – пояснила Эрика.
– Везуха, а у меня сейчас физика. Ладно, вот расписание, иди выбирай. Встретимся на перемене, про коку не забудь! – И мальчишка умчался.
Ах, на какие жертвы приходится идти во имя расследования! Никогда в жизни Кисонька не угощала мальчишку – всегда они угощали ее. Да что там угощали, дрались за право пригласить ее в кафе! А этот жлоб… Ишь, как ухватился! Мог бы и отказаться, сказать, что у нас в стране девушки за парней не платят!
Разобиженная Кисонька уставилась в расписание невидящим взором. Вдруг она почувствовала, как кто-то дергает ее за рукав. Рядом с ручкой кресла маячила розовая панамка.
– Ты правда богатая? – Из-под панамы на Кисоньку в упор глянули серые внимательные глаза.
– Yes, – кивнула Кисонька. – Зачем ты спрашивать?
– Уезжай отсюда и больше не приезжай никогда! – Для убедительности малявка пристукнула кулачком по ручке кресла. – А не уедешь, тебя тоже позовут, потом будешь, как мы, в темноте сидеть.
Девчонка рванула в сторону, но Кисонька успела сцапать ее за руку и притянула к себе.
– Кто позовет? – шепотом спросила она, заглядывая в испуганные глаза малышки. – Кого ты боишься?
Девчонка помолчала, поковыряла обшивку кресла и наконец неохотно процедила:
– Покойников. Сами они мертвые, а ходят по свету, как живые. Куда хошь придут – и заберут. Голос у них такой… – Девчонка неопределенно пошевелила пальцами. – И ладошки холодные.
Где-то хлопнула дверь. Девчонка судорожно дернулась на звук, ее рот от ужаса превратился в длинную, словно прорезанную ножом щель.
– Не бойся. – От волнения Кисонька забыла про акцент. – Расскажи мне…
– Ничего нельзя рассказывать, ни с кем нельзя разговаривать! Заберут! – Изогнувшись всем телом, обладательница розовой панамки попыталась вырваться от Кисоньки, но та держала ее крепко.
– Никто не узнает, – прошептала сыщица.
– Они все знают, – убежденно заявила малявка, и тут же ладонь Кисоньки пронзила острая боль. Вскрикнув, Кисонька разжала руку, и розовая панамка тут же скрылась за углом.
– Ничего себе порядки. – Кисонька слизнула капельку крови. – Разрешать малышам циркули носить!