Большая книга ужасов – 65 (сборник)

Усачева Елена Александровна

Больше всего меня смущало то, что Мелкому меня выдала Юлечка. Он вполне себе мог безобидно выбраться на улицу и побежать меня искать еще где-нибудь. Но она специально уронила табуретку. Поэтому он меня увидел, поэтому он, дурак, радостно прыгнул. А зовут его, оказывается, не Санек и не Серега, а Миша. Это уже его мать кричала в панике. Приехал на него смотреть все тот же фельдшер. Скоро он у нас пропишется.

Я запустила пальцы в волосы, растрепала их, надеясь, что к мозгам прильет кровь и они начнут работать.

Еще

у меня были две надписи. «Привет» на гречке и «Не уезжай» на окне.

С приветом все понятно – контакт с инопланетными цивилизациями. Со вторым посланием вроде как тоже. Юлечка скучает в одиночестве, никто ее в компанию не берет, вот и хочет оставить меня. Тогда понятно, почему все вокруг болеют. Баба Шура – советовала, как от Юлечки избавиться. Моя бабушка – возила меня по церквям и знахаркам. Вичка… А ее почему потолок встретил? Она же не хотела, чтобы я уезжала. Шульпяков…

Странно, я думала, что на эту велосипедную троицу обрушится кара небесная за то, что они утопили камень. Что поспускает шины, что икота безудержная откроется, что начнут гореть пятки. Да все что угодно. А у них только один велосипед утонул. И то, наверное, уже достали, починили, опять Шульпяков на нем жару дает.

И совсем я не понимала, что произошло в доме днем. Зачем Юлечке понадобилось, чтобы Мелкий Миша меня находил? Я же сама чудом увернулась от рухнувших досок. И то потому, что рванула спасать Жука. А так бы красавец фельдшер еще и меня бы лечил. Я бы, может быть, в больницу к нему попала. Каждый день он заходил бы с обходом, улыбался бы мне. Так, глядишь, и август бы незаметно прошел.

В душе шевельнулась догадка. Она заставила меня встать и зашагать взад-вперед. Август, август, надо пережить август.

Мне уже хотелось уехать отсюда и забыть эту Юлечку как кошмарный сон.

Вот бы поскорее появилась мама, она умеет решать любые задачки.

Я еще немного побегала туда-сюда. Стало теплее. Тогда я начала вспоминать, что же такое слушала Юлечка. Виолончель… Что-то там еще было. Явно не русское. Хотя под какую-нибудь «Прыгай вниз» Флер в самый раз падать в омут. И музыка там должна быть… Как Doors, как Alis In Chains…

Подумала – и сама удивилась. Потому что эту самую песню я никогда не слышала. И название такое в первый раз…

Тревога торкнула под ребра, мурашки заскреблись под лопатками. Я бродила под знакомыми ивами затона. Где-то здесь должны были остаться камни…

Камней в сумерках я не нашла. Зато хорошо разглядела сидящую на земле темную фигуру. Подходить не стала. Села неподалеку, обхватила колени. Пальцы дрожали. Я с трудом влезла в карман. Достала крестик. За целый день про него не вспомнила. А теперь вот – в самый раз. Почти как у Тарантино: Юлечка на меня, а я ей крест в лоб. Хотя крест – это рано. Про деда она мне рассказала, теперь пускай рассказывает про себя. А если что… Я удобней намотала желтую тесемку на ладонь. Подышала на тонкий крестик. Желудок

стрельнуло болью. Ничего, потом поедим. Как все выясним, так сразу и поедим.

Юлечка чуть качала головой – что-то неспешное слушала, судя по ритму. За капюшоном ее было не видно. Она медленно подняла руку, вынула один наушник, протянула в мою сторону. Жуком зажужжала еле слышная композиция. Я подошла. Протянула руку. Музыка стала слышнее.

Не виолончель. Рояль. Пронзительно так.

– Я почему-то так и подумал, что ты будешь здесь, – как всегда не вовремя появился Шульпяков.

Я чуть не подпрыгнула от испуга. Руку с крестом выставила вперед.

Шульпяков. С самокатом. Вещь! Велик свой, значит, утопил с концами.

– И чего? – Я сунула крест в карман. Против Шульпяка только дрын помогает. Или кочерга.

Я встала так, чтобы в случае чего убежать. Шульпяков с очередным драндулетом вряд ли меня догонит. Только если не начнет метать свою технику.

– Вот, пришел.

И руками развел. Я прыснула. Мы помолчали. Шульпяков вдруг уронил самокат и потянул что-то из-за пазухи. Я отступила. Все-таки пацаны непредсказуемы.

– Тут бутерброды. Может, поешь?

Спорить не стала. От вида пакета, от запаха меня еще больше затрясло.

– А молока нет?

Бутерброды были с ветчиной. Я чуть не подавилась от первого же большого куска – хотела, чтобы поскорее уже внутри оказался.

– Я сейчас!

Шульпяков подхватил самокат, но сам же и остановился. Я улыбнулась, не переставая жевать:

– Что там происходит?

– Тебя ищут.

– И как, нашли?

– Пока нет.

– Ну, раз пока не нашли… Может, позже повезет?

Бутерброды очень быстро кончились. Неожиданно. И сразу захотелось молока. Может, зря не пошел?

– Жуковы собираются всю ночь у твоего дома дежурить.

– А потом?

– Поймают, к себе потащат. Мишка ногу сломал и сотряс заработал. Его тошнит постоянно.

– Нечего было прыгать. Сам виноват.

Я отдала пакет. А то он пах очень сильно. Хотелось и его съесть.

– Они думают, что виновата ты. Мишка орал, что от одного твоего взгляда доски посыпались. Что на него падало, а на тебя нет.

Шульпяков неуверенно дернул плечом. Громыхнул железом самоката. Что на это ответить? Нечего. Трое нас там было. Но Юлечка промолчит, Мишка соврет, а мне никто не поверит.

– Чего делать будешь?

– Уеду. Чего тут делать-то теперь? Мать дождусь и… Раз никто не верит, что это не я, а дурацкая Юлечка.

Опять заскрипело – Шульпяков стал водить самокатом перед собой, засопел. Прямо Железный Дровосек, а не пацан. Все-таки он меня своим драндулетом прибьет.

– Я верю, – вдруг выдал он. – Не надо уезжать. Я как-то раньше… а теперь… Короче, я докажу всем, что ты ни при чем.

Самокат грохнул, вывернувшись из его рук.

– Мне надо домой, – сказала я.