Большая книга ужасов – 91

Арсеньева Елена

Стоп. Надо спросить, сколько времени Коринка и Пепел находятся здесь. Может, они помнят, как появлялись письма?

– Пепел, да ты посмотри! – вдруг раздался голос Коринки. – Это ведь мои пуговицы! Как они сюда попали?!

Я оглянулся. Коринка и Пепел отошли в сторонку – наверное, чтобы мне не мешать, и наклонились над письменным столом, на котором лежала толстая книга, а рядом стояла большая разноцветная металлическая коробка. Пепел держал крышку, а Коринка с изумлением перебирала пуговицы, которыми эта коробка была набита.

Я

только головой покачал. У нас дома пуговицы хранились точно в такой же коробке с Дедом Морозом на крышке! Только у нас коробка поновей, а эта уже довольно облупленная.

Но я не на коробку смотрел, а на книгу. Название у нее было очень интересное, но не для слабонервных, честное слово! «Синдром диссеминированного внутрисосудистого свертывания крови в акушерской практике. Практическое руководство». У кого же это хватало силы разума разбираться в диссеминированном внутрисосудистом свертывании крови? Или хотя бы понимать, что значат эти слова?!

Я открыл книгу и на титульном листе увидел аккуратную надпись: «Из книг Фаины Демидовой».

Что?!

Мою бабулю зовут Фаина Даниловна Демидова.

Значит, акушеркой была никакая не прабабка, а моя бабуля?!

Мамина девичья фамилия тоже Демидова. Она стала Лесниковой, когда вышла замуж за моего отца.

Выходит, кого из двух младенцев оставить в живых, выбирала не какая-то неведомая прабабка, а моя дорогая бабуля?!

Почтальон назвал виновницу смерти детей старой ведьмой.

В этом году бабуле исполнилось пятьдесят шесть, это я точно знаю: мы ее недавно поздравляли, звонили в Екатеринбург. Я понимаю, конечно, что это возраст преклонный, но все-таки на старуху она не тянет даже при самом яростном эйджизме. И на ведьму не похожа – она красивая и сейчас, мы по видео часто общаемся.

Но странно, что бабуля никогда не работала в медицине. Я помню, она была нянечкой в нашем детском саду, за это меня туда взяли вне очереди. А мама доучивалась на юрфаке, теперь она в прокуратуре работает…

Кто же все-таки эта «старая ведьма»?! Кто моя прабабка?

Когда мама с бабулей сломя голову бежали отсюда – что случилось с ней, с этой не известной мне женщиной? Наверное, ей тогда было уже за семьдесят. Жива она сейчас? Это бабулина мама? Но тогда странно, что у нас нет ее фотографий, и вообще о ней ни слова не упоминалось. Стоп… а может, она имеет какое-то отношение к моему покойному отцу? Фамилии-то ее я не знаю, как тут угадаешь?

– О чем ты так задумался, Александр-р? – выдернул меня из размышлений голос Пепла. – Посмотри сюда – может, и твои пуговицы здесь окажутся?

Пепел и Коринка высыпали пуговицы из коробки с Дедом Морозом на пол и, стоя на коленях, перебирали их.

– Вот это мои! – Коринка радостно показала четыре круглые ярко-красные пуговки с каким-то узором.

– Ну здорово, поздравляю, – промямлил я.

– Эти от платья, а если поискать, наверное, и от кофты найдутся! – тараторила Коринка.

Интересно,

кто и сколько лет эти пуговицы собирал? Тоже моя прабабка? Наверное, она не только вязала, но и шила – вон машинка стоит.

Внезапно вспомнилось: вот я вывалился из ужасного пикапа, обнаружил, что у меня оборвались пуговицы, и подумал про почтальона: «Может, эта нечисть коллекционирует человеческие пуговицы?»

Меня опять затрясло.

А вдруг это его коллекция?!

Да ну, ерунда: как почтальон может сюда попасть?

Как-то может… Письма ведь откуда-то взялись! А пуговицы?

– Откуда ты знаешь, что это именно твои пуговицы? – спросил я Коринку. – Тут таких красненьких полно, еще красивее есть. Почему ты не пришила давным-давно какие-нибудь подходящие по цвету? Наверное, лучше другие пуговицы пришить, чем со шнурками ходить.

– Я совершенно точно знаю, что это мои пуговицы, – радостно сообщила Коринка. – Мое платье от «Селин» – это знаменитый модный дом, – и у «Селин» была коллекция, где на пуговках изображены главные достопримечательности Парижа. Их делали по особому заказу. Вот здесь, посмотри, – она протянула мне открытую ладонь, и я впрямь увидел на пуговках какие-то изображения. – Видишь? Узнаешь?

– Ну ладно, Эйфелеву башню и Триумфальную арку узнал, – кивнул я, приглядевшись, – видел по телевизору. А что там еще?

– Это собор Сакре-кер и Пирамида в Лувре, – пояснила Коринка.

Сакре-кер и Лувр – какие слова…

Господи боже, она ведь и правда француженка! Иностранная подданная – в заброшенной русской деревне. Вернее, в несуществующей русской деревне! Тут бы со своей прабабкой разобраться, а приходится думать, как отправить обратно во Францию Коринку и Пепла – потом, когда мы отсюда выберемся.

Стоп, надо сначала выяснить, как они вообще сюда попали! Я ведь ничего о них не знаю. Если есть вход, через который они проникли сюда, – возможно, там же находится и выход? А вдруг и у меня получится вместе с ними выбраться отсюда той же дорогой, какой они пришли?

Ага, из нереальной деревни выбрался бы в реальный Париж, неслабо так… «Бонжур, пардон, мадам…» А дальше? Как там у Грибоедова? «Ни звука русского, ни русского лица!» Уж-жас-с… Да ладно, не беда, Коринка и Пепел не дали бы пропасть на первых порах, отвели бы в посольство Российской Федерации, а оттуда меня как-нибудь отправили бы домой.

Я только открыл рот, чтобы спросить, как все-таки эти французы тут оказались, а Коринка говорит:

– Ты спросил, почему я не пришила другие пуговицы. Да я и эти пришить не смогу. – И невесело рассмеялась: – Здесь нет иголок. Нитки есть, вон в той коробочке лежат, а иголки ни одной. Я все обыскала. Ну все-все, можешь мне поверить! Только в этом доме искала, конечно, потому что здесь безопасно.

– А почему здесь безопасно? – удивился я.

– Ты имеешь в виду причину безопасности или ее проявления? – подал голос Пепел.