Большая книга ужасов. Millennium
Шрифт:
Хруст разбудил Юрку. В палате кто-то был. Кто-то ходил, поскрипывая плохо закрепленным линолеумом на полу. Шаги четко прозвучали мимо Юркиной кровати. Кто-то крутанулся на пятке – скрипнула резина о резину.
Кривой заметил, что не дышит, и громко втянул воздух, чтобы вернуть себе чувство реальности. На улице еще было светло. В распахнутом окне надрывался соловей. Все было нормально.
Трыкнул линолеум. Шаги прервались. Скрипнула кровать. Кто-то сел на пустую койку Постникова. Только сейчас Кривой понял, что Вальки
– Кто здесь?
Хриплый, незнакомый голос. Странная скованность в теле. Что это? Он боится? Чего? Пустоты? Звуков? Что ему могут сделать звуки?
– Пося?
Юрка начал привставать, протянул руку, чтобы убедиться, что никто перед ним не сидит, что ему все показалось.
Послышался легкий смешок. Кривоноса обдало ледяной волной паники, и он бухнулся обратно на свою кровать.
– Кто здесь? – крикнул он, уже не удивляясь, что голос его вдруг стал тонким и визгливым, что вопрос его заметался среди стен, не желая останавливаться.
– Кто? Кто? Кто? – вернулось эхом.
– Валя?
– Ля! Ля! Ля!
Эхо носилось, как в ледяной пустыне, звонко отражаясь от далеких скал.
– Ирка!
– Ка! Ка! Ка!
Он почувствовал себя мальчиком Каем, потерявшимся во владениях Снежной королевы.
Когда он вскочил, нога вдруг дала о себе знать. Боль прострелила вдоль позвоночника, но он все равно выбрался из палаты, завернул в соседнюю. По коридору пронесся веселый топоток. Сомнений не было – кто-то ходил. Кто-то пытался от Юрки спрятаться. Но это не так просто! Он никогда никому не давал спуска!
Кривой быстро повернулся.
Они стояли за его спиной! Они издевались над ним.
Никого там не было. Белые стены, гулкий коридор. Легкий вздох.
Держась за стены, Кривой дошел до стеклянной двери. Она была заперта. Грохот, с каким он дернул дверь, прокатился по коридору и вернулся, глухо стукнулся в стеклянную перегородку. Юрка глянул через плечо.
– Что за черт? – прошептал он сам для себя, желая убедиться, что находится в реальности, что все это ему не снится.
Не снилось. Он стоял в коридоре совсем один, палаты за его спиной были пусты.
– Эй! Народ!
Кривой захромал туда, где, по его глубокому убеждению, должна была быть Зайцева. Конечно, она у себя. Дрыхнет. Или слушает в наушниках музыку на такой громкости, что остальной мир перестал существовать.
– Ирка! – крикнул он, еще не зайдя в комнату.
Там она, там…
Он еще убеждал себя, что Ирка на месте. Спит. Или музыку слушает. Но уже видел, что никого нет. Видел и не верил. Шарил глазами по пустым кроватям, заставляя фантазию рисовать Иркин образ, заставляя реальность эту фантазию воплощать.
Рано он себя в волшебники записал – от одного
За спиной вздохнули. Нет, не вздохнули. Усмехнулись!
И тут Юрка вспомнил. Алена советовала связать простыни и драпать из изолятора в отряд.
Он рванул к окну, сильно перегнулся через подоконник. Пошарил рукой. Здесь они должны были быть, связанные простыни, по которым…
«Тон, тон, тон», – навязчивой капелью заиграл оркестр. Словно распахнули дверь клуба, и оттуда стала слышна вечно печальная заглавная музыка фильма.
В спину толкнули. Это был не эфемерный ветерок, не легкое касание, а реальный тычок. Кривой даже ноги от пола оторвал, но удержался за подоконник. До хруста вывернул голову.
Кабанов! Физиономия застывшая, слегка перекошенная. Кожа на щеках шелушится. Взгляд стеклянный.
– Ты чего? – успел покрыться холодной испариной Юрка, прежде чем Сашка сильнее нажал ему на спину, заставляя перевалиться через подоконник. Кривонос уже не мог смотреть на Кабанова. Перед собой он видел далекий асфальт, кирпичики дорожки, ступеньки слева. От ужаса, что он сейчас рухнет вниз, дыхание перехватило. Крик застрял в горле, побоявшись выходить наружу.
«Тон, тон, тон», – опять заиграла музыка.
– Привет! Ты чего здесь?
– Уйди!
– Чего это я уйди, если я тут болею. А ты чего? Тоже… того?
– Ничего и не того! Надо и пришла. А ты чего подумал?
– Подумал, ко мне.
– Больно надо!
– Типа понравился.
– Ага, бегу и падаю!
– Тогда чего ты за мной ходишь?
– Я хожу?
– Нет, я хожу. Сама зачем-то поперлась за мной в поход, сюда залезла.
– Почему залезла?
– Потому что дверь закрыта. И влезть сюда можно только через окно. Или ты этот… инопланетянин.
– Щаз!
– Музыка… Слышишь?
– Ничего я не слышу!
– Может, потанцуем?
– Что ты ко мне привязался?
– Сама привязалась! Значит, я тебе понравился. Ты мне, кстати, тоже.
– С ума сошел? Катись отсюда!
– Не могу. Говорю же – болею.
– Иди! Дверь открыта!
«Там-та-там», – звала музыка.
– Красиво. Чего, танцуем? Жалко, что ты мертвая. Мы бы с тобой подружились.
– Никакая я не мертвая! Это вы сейчас все станете мертвыми. Все будете со мной.
– Слушай музыку! Ты когда ругаешься, с ритма сбиваешься.
– Никогда не умела танцевать. С Пашкой пыталась. Но он меня предал!
– Не предавал тебя никто. Это ты себя предала. Если любила, то твоя любовь у тебя и осталась.
– Откуда ты такой умный?
– Это не я умный. Это мне одна девчонка сказала…
– Он должен был остаться со мной. Сбрось его!
Комната вдруг наполнилась охами, вздохами и шепотками.
«Виноват! Он виноват! – выл голос. – Ненавижу! Всех! Убью!»