Большая книга ужасов
Шрифт:
Родители Макса приехали в тот же день. Шутка ли: только вчера его забрали домой, а сегодня обратно сбежал, в лагерь. Пришлось кому-то получить втык, но после того, что было, это, согласитесь, так себе проблема.
Землянка из леса пропала. Совсем. Ребята бегали, наверное, тысячу раз и так и не нашли ничего похожего. Старика-покойника тоже не было видно. Ни в лагере, ни в лесу. Хотя малышня продолжает болтать, что по ночам в окна корпусов кто-то заглядывает.
Ведьма со второго этажа
Глава I
Плохие новости
Старуха опять перепутала
Вера сидела на подоконнике и смотрела на осенние листья, припорошенные снегом. Ничего так, даже красиво. Успокаивает. Могло быть и похуже, учитывая то, что старуха в дурном настроении все последние дни, чувствует, что силы уже не те! И вредничает, показывает власть. Вере сегодня влетело за разбитую склянку. Их в доме тысячи штук, и каждый день что-нибудь бьется. Вера нечаянно смахнула в огонь «шерсть № 7». Этой шерсти полный дом, хоть носки вяжи, а старуха устроила истерику. «Ты, — кричит, — меня по миру пустишь!», заставила ехать за новой, хотя запасов еще полно… Вера вспомнила свое путешествие за шерстью № 7 и поежилась. Номер семь — это мыши-полевки. В такую погоду пришлось ехать в Подмосковье, расставлять силки, да еще стричь!..
Старуха совсем потеряла стыд, Веру это раздражало, но сердиться по-настоящему она не могла. Так не могут сердить стареющие родители или учителя, которые научили тебя всему, что ты знаешь, да так старались, что сами все позабыли. И еще они часто говорят: «Вот помру…» Вера старалась относиться к смерти спокойно, как положено ведьме, и, конечно, хотела когда-нибудь заполучить старухину силу, а все-таки побаивалась оставаться одна. Совсем одна в этой квартире, набитой склянками, книгами, в этом городе, набитом людьми и нерешенными вопросами, которые ей, Вере, и предстоит когда-нибудь решать. Какую назавтра делать погоду, помирить ли этих в правительстве или лучше поссорить тех из дома напротив, выполнен ли месячный план по автомобильным авариям… И ведь никто не подскажет, когда старухи не будет! Никто не одернет, не предупредит. Решай сама. Сама ошибайся, сама исправляй. Лет через триста возьмешь ученицу, чтобы, когда ты сама начнешь чудить и путать склянки, было кому передать силу…
— Верочка, где у нас белладонна? Я не могу уснуть. — Ведьма вошла тихо, не шаркая, как обычные старухи, и Вера подумала, что, может быть, она рано забоялась? Вон какая крепкая у нее наставница: осанка, походка… Яд вон на ночь пьет вместо снотворного…
— Сейчас, Настасья Фроловна… — Вера засуетилась у стеллажей со склянками. Эту чертову белладонну старуха искала каждый вечер и каждый вечер прятала на новое место, чтобы завтра уж точно не забыть, куда положила. И, конечно, забывала. — Сейчас…
— Ты погляди, что творится! — Старуха отобрала стул, на который Вера только нацелилась встать, чтобы порыться на верхних полках стеллажа. Села. — Погляди, снег!.. Осенью!
Вера лихорадочно
Вера перебирала пузырьки, пакетики, склянки. В таких случаях время ее исчислялось не минутами или секундами, а стеллажами и метрами. Вот Вера только обыскала самый большой стеллаж у окна, значит, сейчас старуха скажет:
— Что ты копаешься? — И уставится себе под ноги. Она помолчит еще два маленьких стеллажа и тумбочку и, если белладонна не найдется там, начнет ворчать: — Вечно ты все от меня прячешь! Небось думаешь: «Старуха совсем из ума выжила, как бы не учудила чего»?
На этом месте Вере полагалось искренне удивиться, воскликнуть:
— Что вы, Настасья Фроловна! — всплеснуть руками, добавить: — Вы любой молодой фору дадите, — и быстро, пока старуха не успела возразить, уйти в другую комнату.
Другая комната была поменьше, и время там бежало быстрее. Вера едва успевала оглядеть маленький столик у окна да открыть тумбочку, как старуха возникала на пороге и продолжала нагнетать обстановку.
— Все у тебя не на месте! Как же ты без меня будешь?! Береги старуху, одна небось не справишься!
На этом месте было уже бессмысленно и отвечать, и отмалчиваться. Скандал уже начался, и остановить его могла только своевременно поданная кружка белладонны. Вера начинала метаться по комнате в поисках злополучной склянки, но время, как мы помним, исчислялось не секундами, а стеллажами, и к концу первого, за секунду его обыскали или за минуту, старуха выходила из себя:
— Прекрати копаться! Встань! Отвечай, я с тобой разговариваю!
Что конкретно хотела услышать старуха (вроде ничего и не спрашивала), Вера и не пыталась понять. Отвечать можно было что угодно от «Заглохни, старая!» до таблицы дозировки мышиных хвостов для зелий группы В. Старуха реагировала всегда одинаково: она с размаху плюхалась в кресло, выкрикивала: «За что мне это?!» — куда-то в сторону окна и замирала, закрыв лицо руками. У Веры оставался еще один стеллаж и полстолика до того, как старуха станет невыносимой: начнет бродить по дому, выкрикивать проклятья… После этого, даже если белладонна отыщется, Вера должна будет еще побегать с ней по комнатам, уговаривая ведьму принять снотворное.
В этот раз обошлось: злополучная склянка нашлась прямо на полу, аккурат между столиком и стеллажом. Вера поспешно плеснула из нее в кружку и протянула старухе:
— Вот, Настасья Фроловна!
— Наконец-то!
Пока ведьма пила (что совсем не мешало ей ворчать), Вера быстро разобрала постель и включила вечерние новости. Старенький телевизор в доме ведьм почитался как член семьи: старуха жить не могла без новостей и сериалов. Правда, последний год она стала путать одно с другим: то просила Веру сделать отворот Альберту или состряпать лекарство Синтии, то, наоборот, со смехом рассказывала, какая сегодня была чудн ая серия, с народными волнениями, перестрелкой и президентом. Вера не спорила: лишь бы ее наставнице не пришло в голову самой стряпать для Синтии лекарство. Тогда неизвестно, чем бы это могло кончиться, взрывом или чем похуже: старуха ведь не только все путает, но и плохо видит.