Большая книга ужасов
Шрифт:
— Дикарями, — кивнул дядя Василий. — Только цивилизованными и прославленными. Сначала пожар устроили воины Юлия Цезаря. Но это, может быть, и случайно. Затем книги сжигались по приказу римского императора Феодосия Первого. Он, кстати, у христиан святым считается. А после то, что удалось спасти, уничтожил халиф Омар. Очень у мусульман почитается. «Если в книгах сказано не то, что есть в Коране, их следует уничтожить. А если сказано то же самое, то они не нужны», — это он сказал. Вот так эти уважаемые негодяи уничтожили сокровища мысли! — старый переплетчик
— Зачем же они это делали? — Валерка был потрясен.
— Из фанатизма, — дядя Василий заговорил чуть тише и спокойнее. — Из страха. Там, где нет свободы, там боятся мысли.
— Ну теперь-то такое невозможно! — уверенно заявила Света.
— Хотелось бы верить. — Дядя Василий вздохнул. — Но еще недавно такое случалось. Особенно если книгу не успевали или не хотели издавать. А уж для нас-то, — он посмотрел на Свету, — это должно быть особенно близко.
— Это почему же? — удивилась девочка.
— А ты разве не знаешь про своего родственника, бабушкиного брата? — спросил дядя Василий.
— Что-то слышала, — неуверенно произнесла Света. — Он ведь, кажется, был журналистом?
— Даже ты только что-то слышала, — расстроился старый переплетчик. — Значит, его скоро совсем забудут.
— А что с ним произошло? — Света, несмотря на спешку, решила выслушать эту историю. Она смутно припоминала, что ей когда-то что-то об этом рассказывали, но тогда она большую часть пропустила мимо ушей, да и остальное почти целиком выветрилось из памяти.
— Да, Борис был журналистом. Но это все так, чтобы было на что прожить, — начал дядя Василий. — Но на самом деле это был писатель, очень талантливый. Но вот напечатать ему удалось только несколько маленьких рассказиков. Уж очень он смело и талантливо писал, не вливался в эту стаю подхалимов и бездарностей. Так вот, я точно знаю, что Борис писал большой роман. И должен был вот-вот его закончить, если уже не закончил. Он знал, что такой роман сейчас не напечатают ни в коем случае, испугаются. Более того, если бы его нашли, то тогда арест уж точно был бы неминуем. Но Борис надеялся на будущее. Тоже, наверное, верил, что рукописи не горят. — Дядя Василий замолчал, погрузившись в воспоминания.
— И что же случилось дальше? — поторопила его Света.
— В это время тучи над ним уже сгустились, — продолжал переплетчик. — Он со дня на день ожидал ареста. Из газеты его уже выгнали. Уж очень был смел на язык. Борис только одним и жил: хотел закончить свою книгу. Закончить и сохранить. Я для него даже специальные папки сделал, прочные, надежные. Он уже обо всем остальном забыл: ходил весь затравленный, осунувшийся, бледный. А потом однажды просто пропал. — Дядя Василий перевел дух и сделал большой глоток чая.
— И что же с ним стало? — спросила Света.
— Никто не знает. — Развел руками дядя Василий. — Скорее всего, арестовали. Хотя об этом все-таки обычно сообщали. Кстати, и сосед его в тот же день пропал. И тоже с концами. Их даже искали.
— А не мог он просто сбежать, скрыться? — подал голос Валерка.
— Вряд ли, — покачал головой старый переплетчик. — Тогда бы он позднее объявился, когда чуть посвободней стало. Или хотя бы весточку прислал, нашел бы способ. А так, вышло как в песенке: «Ушел однажды человек и навсегда исчез». И главное, в день исчезновения он заходил ко мне, соседи рассказывали. Забегал, говорят, расстроенный, нервный, спешащий, с какой-то сумкой. Но дома не застал. До сих пор не могу себе простить, что пропустил его последний визит. И черт меня дернул тогда пойти на футбол!
— А что же с книгой? — спросил Валерка. В его мозгу начали зарождаться смутные ассоциации, которые он пока что не мог уловить.
— Книга пропала вместе с ним. Все остальные бумаги целы. А от книги ничего не осталось. — Дядя Василий вздохнул. — Или он ее с собой взял, или ее забрали вместе с ним. Наверное, теперь где-нибудь гниет. Или кто-нибудь ею печку растопил. А может, лежит где-нибудь в хранилище спецслужб. Вот только странно, что остальные документы были не тронуты.
— А интересно, где могут храниться старые рукописи, книги? — Света постаралась ввести разговор в прежнее русло.
— Есть много мест. — И дядя Василий стал, не торопясь, перечислять своих знакомых букинистов, попутно давая им характеристики и даже называя многие адреса. Правда, как правило, он говорил только улицу или район, но и это значительно облегчало дело. К тому же книголюбы тащили к себе не все подряд, а, судя по словам дяди Василия, ограничивались каким-нибудь направлением или эпохой. Валерка, положив на колени блокнот, украдкой записывал всю эту информацию. Конечно, спросить можно было и просто так, но тогда пришлось бы придумывать причину для такого интереса. Список получался немаленький.
— Сколько же в городе букинистов! — воскликнула Света, когда старик, наконец, замолк, то ли чтобы передохнуть, то ли посчитав, что уже утомил слушателей.
— Это только серьезные, — кивнул он. — Я уж не говорю о тех, кто скупает все подряд, а потом только и думает, как бы подороже продать. — И он назвал еще несколько имен.
Глава 9
Скряга
— Да, по этому списку можно неделю ходить и ничего не найти, — почесал затылок Валерка. Ребята уже ушли от дяди Василия и теперь присели на скамейку, чтобы разобраться со списком и обсудить итоги визита. — И это еще только те, кого он с ходу припомнил.
— Уныние не пристало благородному рыцарю! — бодро ответила Света. — Не все так плохо. Сам посуди: если эта папка лежит без движения столько лет и никто с ней ничего не делает (а там, видимо, что-то интересное; не зря же из-за нее погибли эти двое), то где она должна быть? — Она вопросительно посмотрела на Валерку.
— Или там, куда никто не заходит, — понял он. — Или у какого-нибудь скряги. И самому не нужно, и для покупателей дорого, и выбросить жалко.