Большая маленькая ложь

Мориарти Лиана

— Это ее кровать, — возразила Мадлен. — Я не против, пусть забирает.

Она сказала это, чтобы досадить Абигейл, сделать больно в ответ на причиненную ею боль, показать, что ей безразличен переезд Абигейл, безразлично, что дочь теперь будет приезжать на выходные, но ее настоящая жизнь, настоящий дом будет в каком-то другом месте. Но Абигейл совсем не обиделась. Она обрадовалась, что получит свою кровать.

— Эй, — позвал Эд от двери спальни.

— Эй, — откликнулась Мадлен.

— Пусть Абигейл сама складывает свою одежду, — сказал Эд. — Она уже достаточно взрослая.

Может быть, и так, но Мадлен занималась всей стиркой

в доме. Она знала, где какие вещи находятся, поэтому отбирать одежду удобней было именно ей. С тех пор как Эд познакомился с Абигейл, он всегда ожидал от нее чересчур многого. Сколько раз слышала Мадлен эти самые слова: «Она уже достаточно взрослая»? Он не знал детей возраста Абигейл, и Мадлен казалось, он метит слишком высоко. С Фредом и Хлоей было по-другому, потому что он был с ними с самого начала. Он знал и понимал их так, как никогда не знал и не понимал Абигейл. Конечно, он любил ее и был хорошим внимательным отчимом, роль которого он сразу же без всяких жалоб взял на себя. Они встречались всего два месяца, а Эд пошел с Абигейл в школу на утренний чай по случаю Дня отца; в то время Абигейл обожала его. Не исключено, что у них сложились бы прекрасные отношения, если бы блудный отец Натан не вернулся в неудачное время, когда Абигейл было одиннадцать. Достаточно взрослая, чтобы ею можно было манипулировать. Слишком юная, чтобы понимать или контролировать свои чувства. Она изменилась буквально за день. Казалось, она считает даже простую вежливость по отношению к Эду предательством по отношению к отцу. Эд был по-старомодному немного авторитарным и болезненно реагировал на неуважение, в чем, безусловно, проигрывал беспечному Натану.

— Ты считаешь, в этом виноват я? — спросил Эд.

Мадлен подняла на него взгляд:

— В чем?

— В том, что Абигейл переезжает к отцу. — У Эда был расстроенный, неуверенный вид. — Я слишком строго с ней обращался?

— Конечно нет, — ответила она, хотя на самом деле считала это отчасти его виной, но какой толк об этом говорить? — Думаю, в действительности ее привлекает Бонни.

— Тебе не приходило в голову, что Бонни получала электрошоковую терапию? — задумчиво произнес Эд.

— Да, у нее немного прибалдевший вид, — согласилась Мадлен.

Эд дотронулся до одного из столбиков кровати Абигейл.

— Мне пришлось потрудиться, чтобы собрать эту кровать, — сказал он. — Думаешь, Натан справится?

— Может, предложить свою помощь? — фыркнула Мадлен.

Эд не шутил. Ему была невыносима мысль о плохо выполненной работе «сделай сам».

— Не смей, — сказала Мадлен. — Разве ты не должен был уже уйти? У тебя ведь интервью?

— Да. — Эд наклонился поцеловать ее.

— Какая-то интересная личность?

— Это старейший книжный клуб полуострова Пирриви, — объяснил Эд. — Они встречаются раз в месяц уже сорок лет.

— Мне надо открыть книжный клуб, — сказала Мадлен.

* * *

Харпер. Скажу это в пользу Мадлен. Она пригласила всех родителей вступить в ее книжный клуб, включая Ренату и меня. Я уже состою в одном книжном клубе, а потому отказалась — возможно, и к лучшему. Мы с Ренатой предпочитаем качественную литературу, а не эти несерьезные второсортные бестселлеры. Полная чушь! Но, разумеется, каждому свое.

Саманта. Клуб эротической книги начинался как шутка. В этом, в общем-то, моя вина. Я дежурила в столовой вместе с Мадлен и сказала ей что-то по поводу

одной непристойной сцены в книге, которую она выбрала. Не такая уж эта сцена была непристойная, честно говоря, я просто посмеялась, но тут Мадлен сказала: «О-о, я, наверное, забыла сказать, что это клуб эротической книги». Так что мы все стали называть его Клубом эротической книги, и чем больше люди вроде Харпер и Кэрол скрежетали зубами, тем больше расходилась Мадлен.

Бонни. Я преподаю йогу по вечерам в четверг, а иначе я бы с удовольствием вступила в книжный клуб Мадлен.

Глава 29

За месяц до вечера викторин

— Мне нужно завтра принести генеалогическое древо, — сказал Зигги.

— Нет, это на следующей неделе, — возразила Джейн.

Она сидела на полу ванной комнаты, прислонившись к стене, а Зигги принимал ванну. Воздух был наполнен паром и земляничным ароматом пены для ванны. Он любил купаться в большой, очень горячей ванне с пеной. «Горячей, мама, горячей! — всегда требовал он, а кожа его сильно краснела, и Джейн боялась, что он обожжется. — Больше пены!» Потом он долго играл в сложные игры с извержением вулканов, рыцарями ордена джедаев, ниндзя и строгими мамами.

— Для генеалогического древа нам нужен специальный картон, — сказал Зигги.

— Ну так мы купим его на выходных. — Джейн улыбнулась сыну. Он соорудил на голове из пузырьков прическу ирокезов. — У тебя смешной вид.

— Нет, у меня суперкрутой вид. — Он вернулся к игре. — Роботы-воины! Берегись, Йода! Где твой световой меч?

Плескалась вода, и разлетались пузырьки.

Джейн обратилась к книге, которую Мадлен выбрала для их первого клубного собрания.

— Я выбрала нечто с обилием секса, наркотиков и убийств, — сказала тогда Мадлен. — Так что у нас будет оживленная дискуссия, а может быть, даже и спор.

Книга была издана в 1920 году. Хорошая книга. Джейн почему-то утратила привычку читать ради удовольствия. Читать роман было все равно что возвращаться в любимое место отдыха.

А сейчас она была посредине любовной сцены. Она перевернула страницу.

— Сейчас дам тебе в морду, Дарт Вейдер! — прокричал Зигги.

— Не говори «дам в морду», — сказала Джейн, не отрывая глаз от книги. — Это некрасиво.

Она продолжала чтение. Над страницей повисло облачко из земляничных пузырьков. Она отвела его пальцем. Ее взбудоражило какое-то смутное ощущение, и она заерзала по плиточному полу. Нет. Конечно нет. Из-за книги? Из-за двух умело написанных абзацев? Да, так и есть. Она была немного возбуждена.

Для нее было откровением, что спустя долгое время она в состоянии испытать эти общечеловеческие, биологические по своей сути и приятные ощущения.

На миг ей привиделся яркий свет потолочного светильника, и у нее сжалось горло, но потом на нее накатил гнев. Отвергаю, сказала она воспоминаниям, отвергаю тебя сегодня, потому что, знаешь, у меня есть другие воспоминания о сексе. Воспоминания об обычном парне и обычной постели, простыни на которой не были такими уж хрустящими, и с потолка не смотрели эти глаза-светильники, и не было той оглушительной тишины, была музыка, и обыденность происходящего, и естественный свет, и он считал меня хорошенькой — ах ты, подонок! — считал хорошенькой, а я и была хорошенькой. Да как ты смеешь, как ты смеешь, как ты смеешь!