Большая ничья. СССР от Победы до распада
Шрифт:
Мнение автора
Имеется ряд обстоятельств, которые не позволяют ставить точку в затянувшемся споре сторонников и противников суворовской версии. Во-первых, оппоненты опираются практически на одни и те же исторические факты и свидетельства. Однако выводы, к которым они приходят, заложены не только в их исходных позициях и умении интерпретировать имеющиеся источники, но и в противоречивости существующих фактов, их неоднозначности. Во-вторых (и это, на наш взгляд, главное), многие события предвоенной истории не укладываются в привычные схемы и не могут объясняться обычной логикой, т. к. носят иррациональный характер. В качестве примера укажем на противоречивость общей оценки, данной многими военными, политиками и историками поведению Сталина накануне войны: с одной стороны, создан образ хитрого, расчетливого, дальновидного и коварного интригана, что соответствует в исторической литературе образу «выдающегося политика», с другой — личной инициативе Сталина приписывают все те совершенно неразумные приказы, которые
Здесь и «пренебрежение предупреждениями» разведки о ведущейся полным ходом подготовке фашистской Германии к агрессии против Советского Союза, и то, что Сталин «слепо поверил» Гитлеру и тем «дезориентировал» советское руководство и народ, и многое другое. Хотя сторонники суворовской версии прямо так не пишут, но получается, что своими предвоенными действиями Сталин специально подставил Красную Армию под сокрушающий удар вермахта. Автор не разделяет суворовскую версию по той причине, что качественное состояние Красной Армии к лету 1941 г., несмотря на огромное число дивизий и вооружений, не давало Сталину достаточных оснований быть уверенным в победе в случае нанесения превентивного удара по Германии{53}. По нашему мнению, появление суворовского «Ледокола» стало возможным во многом из-за слабости и неумения российской исторической науки дать обществу правдивую и яркую картину второй мировой войны. Книги Суворова резко стимулировали изучение актуальных проблем этого периода отечественной истории. Представляется, что Сталин, видимо, в своих внешнеполитических расчетах учитывал два обстоятельства. Первое — это то, что советско-финляндская война 1939–1940 гг. продемонстрировала всему миру тактическую неповоротливость Красной Армии, ее низкую боеспособность, слабость командного и офицерского состава. Советские потери за 105 дней войны составили 333 тыс. человек, в т. ч. 65 тыс. — убитыми. Помимо этого выявилось и общее невысокое состояние оборонного дела в стране, поскольку Советские Вооруженные Силы оказались не готовы к проведению крупных наступательных и оборонительных операций. В своем выступлении на совещании высшего командного состава РККА 14 апреля 1940 г., посвященном прошедшей войне с Финляндией, Сталин отмечал низкий профессиональный уровень командных кадров и отсутствие «искусно работающих штабов», слабую вооруженность армии военными новинками (автоматическим оружием, артиллерией, минометами), шапкозакидательские настроения{54}. На этом фоне блестящий успех вермахта в скоротечной кампании во Франции летом 1940 г. показал кремлевскому правителю, что Красная Армия еще значительно уступала немецкой армии и не была готова к войне с сильнейшей европейской державой один на один.
Второе важное обстоятельство: в 1941 г. полным ходом шла реорганизация и перевооружение Красной Армии, которые были далеки от завершения.
Именно эти главные причины, по нашему мнению, объясняют стремление Сталина оттянуть начало надвигавшейся на СССР войны.
Глава 3.
МОЛОХ ВОЙНЫ
Серьезные провалы
22 июня 1941 г. в 3 часа 30 минут немецкая армия начала свое мощное вторжение по всей границе нашей страны от Черного моря до Балтийского. На всех стратегических направлениях противник ввел в действие мощные бронетанковые «кулаки», которые при поддержке авиации протаранили наши первые эшелоны войск и, не ввязываясь в сражения с советскими фланговыми группировками, продвинулись на большую глубину нашей территории. Немецкая авиация, заранее высланные диверсионные группы сразу же нарушили связь и управление войсками, вследствие чего командование было не в состоянии разобраться в обстановке и принять обоснованные решения. Именно такая картина первых дней Великой Отечественной войны изложена в мемуарах военачальников, встретивших немецкие войска на границе в июне 1941 г., — Г.К. Жукова, К.К. Рокоссовского, Л.М. Сандалова, И.В. Болдина, И.И. Федюнинского и других.
Советские войска в первые часы войны пытались выполнять задачи по плану прикрытия, который совершенно не соответствовал складывавшейся обстановке. Действовать по ситуации командиры корпусов и дивизий не могли, поскольку не имели данных о количестве сил и военных акциях противника. Постоянной связи между частями не было, об истинных потерях никто не знал. Оперативные результаты советских контрударов, несмотря на самоотверженные действия наших войск, были незначительны, а понесенные потери неимоверно велики. Особенно тяжелое положение складывалось на Западном фронте, т. к. здесь наступала группа армий «Центр», самая мощная из всех групп, участвовавших в нападении{55}.
К концу июня стало очевидно, что ни на одном фронте не удалось разгромить вклинившиеся группировки противника. Кроме того, вражеская авиация господствовала в воздухе, а наши огромные потери в авиации, танках и личном составе обрекали Красную Армию на дальнейшее отступление. За три недели боев были оставлены Латвия, Литва, Белоруссия, значительная часть Украины и Молдавии. Немецкая армия за этот период продвинулась в глубь страны на северо-западном направлении на 450–500 км, на западном — на 450–600 км, на юго-западном — на 300–350 км. Эти цифры дают представление о среднесуточных продвижениях немецких войск — от 20 до 30 км. Даже на юго-западном направлении, где советские войска имели подавляющее преимущество над немецкими в живой силе и вооружении, где имелась развитая система
16 июля пал Смоленск, 19 сентября нашими войсками был оставлен Киев, а ранее, 8 сентября, немецкие войска взяли Шлиссельбург, блокировав Ленинград с суши. 6 сентября немцы возобновили наступление на Москву, завершив 7 октября в районе Вязьмы окружение четырех советских армий. В «котел» под Брянском попали три наши армии.
По различным данным, в 1941 г. Красная Армия потеряла от 1,5 до 2,5 млн. солдат и офицеров убитыми и около 3 млн. пленными. Количество погибшего гражданского населения точно не установлено, но исчисляется миллионами. Потери немецкой армии — около 200 тыс. человек убитыми и пропавшими без вести и почти 500 тыс. ранеными. В конце ноября 1941 г. на некоторых участках линии фронта дивизии вермахта находились в 25–30 км от Москвы{56}.
Было ли действительно внезапным нападение Германии на Советский Союз? Была ли готова страна к организованному отражению агрессии? Кто повинен в катастрофе 1941г.? Эти вопросы и сегодня продолжают волновать не только историков, но и всех российских граждан.
В своем первом обращении к советскому народу 3 июля 1941 г. Сталин объяснял все случившееся «неожиданностью» нападения, полной готовностью и отмобилизованностью немецких войск, опытом войны, который они получили в западных кампаниях{57}. Эти же объяснения во множестве встречаются в военной мемуаристике, многих исторических работах.
В хрущевские времена указывалось, что Германии удалось сконцентрировать в своих руках экономические и военные ресурсы почти всей Западной Европы, создать блок единомышленников по агрессии, оснастить вермахт передовой техникой и вооружить его опытом ведения современной войны. Германская армия имела также «тщательно составленный и до мелочей продуманный план», а к моменту нападения вооруженные силы Германии были полностью отмобилизованы, укомплектованы и сосредоточены у западных границ СССР в «выгодной для наступления группировке». Как важнейший фактор называлась также внезапность нападения. Крупной ошибкой Сталина являлась недооценка им реальной угрозы войны, несостоятельность его расчетов на возможность предотвратить конфликт между СССР и Германией «мерами политического и дипломатического характера». Низкая боевая готовность Красной Армии объяснялась преимущественно ошибками военного руководства и Генштаба{58}.
В брежневские времена во многом вернулись к сталинским оценкам. Отмечалось, что наша армия своевременно была организационно перестроена и приведена в соответствие с новой боевой техникой, уровнем советской военной науки, а по технической оснащенности не отставала от армий крупнейших империалистических держав. Неудачи начального периода войны объяснялись тем, что Красная Армия сражалась в невыгодных, тяжелейших условиях, когда на стороне агрессора были «материальное превосходство, опыт ведения современной войны и фактор внезапности». Ни слова не было сказано о репрессиях командных кадров Красной Армии перед войной, что было одной из главных причин наших поражений{59}. Сегодня некоторые историки утверждают, что ошибки руководителей партии и государства, их беспечность и непомерное самомнение привели к трагедии 1941 г.{60} Авторы двухтомника «1941 год» — обширной и во многом уникальной документальной публикации — квалифицировали предвоенные ошибки советского политического руководства как «государственные преступления». Сказано сильно!
Многие историки (вслед за политиками и военными) заявляют, что один из основных просчетов заключался в определении возможного времени нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. В результате враг упредил нас в концентрации войск, в создании мощных наступательных группировок и добился превосходства в силах и средствах на главных направлениях. Войска Красной Армии, не приведенные в боеготовность, не заняли положенные им рубежи обороны, находились в лагерях, на полигонах, в стадии реорганизации, пополнения, передислокации и передвижения. Не будь этого, считает историк
B.А. Анфилов, даже при самом неудачном для нас развитии событий советские войска не отошли бы дальше Днепра{61}.
Однако при более глубоком рассмотрении причин катастрофы выясняется, что дело заключалось не только в просчетах, связанных с временем нападения. В своих записках, не вошедших в книгу «Воспоминания и размышления» и опубликованных сравнительно недавно, маршал Г.К. Жуков писал, что Сталин и «полностью согласное с ним» Политбюро не только ошиблись в своей оценке обстановки и всех прогнозах в отношении действий гитлеровской Германии («У Гитлера не хватит сил, чтобы воевать на два фронта, а на авантюру Гитлер не пойдет»), но и не приняли необходимого политического решения — разрешить высшему военному командованию заранее развернуть войска прикрытия в боевые порядки и создать на всех стратегических направлениях группировки войск, способные отразить массированные удары германской армии. По этой же причине, по мнению маршала, не был осуществлен еще до войны — весной 1941 г. — столь необходимый перевод основной промышленности «на военные рельсы». Жуков не снимает вины за поражение и с военного руководства, но ошибки последнего, по его твердому убеждению, были производными от политических просчетов Сталина и возглавляемого им правительства{62}.