Большая Охота. Разгром УПА
Шрифт:
Быстро поднялся на второй этаж. Звонок не работал – электричества в городе не было. Осторожно постучал. И сразу же услышал знакомые шаги матери. – «Кто там?» – «Это я, мама, Сергей», – прошептал Нечипоренко в дверную щель. За дверью охнули, зазвенела цепочка, щелчок замка, еще мгновение, и он обнимает прижавшуюся к нему и вздрагивающую от рыданий мать. Брата дома нет, ушел к приятелю в дом рядом. Мать быстро собирает на стол хлеб, масло, зажигает керосинку, ставит чай. Немцы всего лишь третий день в городе, в доме еще остались продукты. Жадно жует кусок черного хлеба и идет в крохотную оставшуюся от самодельных творений отца ванную. Дом принадлежит заводу «Арсенал», где работало три поколения Нечипоренок. Сергей после окончания ФЗУ тоже работал на «Арсенале». Семья была известной – дед и отец участники январского восстания рабочих «Арсенала». Красная Армия тогда,
Сергей помылся на скорую руку, переоделся в чистое белье, надел свой старый гражданский костюм и сел к столу. Утолив первый голод, стал слушать рассказ матери. Почему она не уехала в село к сестре, где не знают, что они – семья коммунистов, а сын ее – сотрудник НКГБ? Оказалось, что мать не успела списаться с сестрой.
И в это время на улице послышался звук мотора грузовой машины и на немецком языке выкрики непонятной для Сергея команды. Он кинулся к окну. Во двор вбегали немецкие солдаты с автоматами в руках, среди них несколько в штатском с пистолетами. Сразу же на лестнице загрохотали сапоги. Сергей выхватил из кармана пистолет, вогнал патрон в патронник. Сдвинул засов в двери черного хода, и в это время загрохотали сапоги на черной лестнице. Немцы бежали вверх и к этой двери. Поздно, – мелькнуло в голове. Затряслась от ударов кулаками и прикладами входная дверь в квартиру. Мать с белым, перекошенным от ужаса лицом смотрела на сжатый в правой руке сына пистолет. Он вытянул руку с пистолетом по направлению к двери и тут же услышал жалобное материнское: «Сереженька, не надо, может быть, тебе дадут жить?»
В последнюю секунду он сказал себе: «Все кончено, поздно, надо все брать на себя, пусть живут мама и брат», – и показал головой матери открыть дверь, положив пистолет на подоконник в стороне от себя. Мать сразу же вскричала: «Подождите, подождите, я сейчас открою», – и отвела в сторону засов почти сорванной с петель двери. В квартиру вбежало сразу несколько немецких солдат, направив автоматы на Сергея. Следом вошли двое в штатском.
«Товарищ Нечипоренко?» – произнес по-русски один из них. Он так и сказал «товарищ», сделав ударение именно на этом слове.
«Да, это я», – хрипло ответил севшим от страха голосом Сергей.
Второй взял с подоконника пистолет Сергея и своим пистолетом в правой руке сделал всем понятное движение «Поднять руки». Сергей покорно поднял руки, давая себя обыскать этому второму, что тот и проделал быстро и ловко, извлекая из карманов Нечипоренко запасные обоймы, гранату, документы, по которым он значился как Тарасюк, проживавший по указанному в документе адресу в г. Киеве и досрочно по болезни освобожденный в 1940 году из Винницкой тюрьмы. Первый быстро обошел, щупая глазами квартиру, открыл гардероб, заглянул в сундук и, спрятав пистолет, приказал: «Поехали». Обернувшись к матери: «Вас тоже касается». Сергей сделал шаг в сторону первого: «Я прошу вас, оставьте маму, я все беру на себя».
Через пятнадцать минут машина, в которой его привезли, остановилась, а затем въехала во двор так хорошо знакомого Нечипоренко здания – Короленко, она же Владимирская, 33, дом, в котором на втором этаже более двух лет работал старший сержант госбезопасности, по-армейски – лейтенант, старший оперуполномоченный Сергей Нечипоренко. Его душили страх и чужой запах чужих людей. Сердце бешено колотилось. Ему стало почти дурно от увиденных во дворе здания, лежавших вдоль стены, явно только что расстрелянных. Он был не в состоянии избавиться от омерзительного и унизительного охватившего его чувства животного страха. Уже находясь в кабинете немецкого начальника, который предложил ему сесть и дал травянистую, невкусную немецкую сигарету, он вспомнил отрывок из любимой книги Рожденные бурей Николая Островского о пане Дзюбеке, которого жажда жить загнала под зловонные доски сортира. «Что происходит со мной? Даже Дзюбек не был предателем, он только спасал свою шкуру, для чего и погрузился в дерьмо, а ты просто предатель, мало того – ты нарушил воинскую присягу, ты изменник Родины, – клял себя Сергей все больше и больше. – Но ведь я сохранил не только свою жизнь, а ценой пусть трусости и предательства жизнь самых близких мне людей – мамы и брата».
Допрос был коротким
И Нечипоренко сдался. Уже через час с ним работал следователь СД. На допросе присутствовали несколько офицеров СД – еще бы, они наверняка впервые видели хорошо информированного офицера всемогущего НКВД–НКГБ, так лихо отдающего на смерть своих товарищей. Встречавшиеся им до этого случая чекисты погибали в бою либо умирали в пытках. Предателей среди них не было.
Но Сергей и не считал себя предателем. Он все больше убеждал себя в том, что начинает с немцами крупномасштабную игру, в которой, он в этом был убежден, выйдет победителем. Итак, он отдаст им только маленькую часть известных ему секретов, выкупив за это жизнь свою, матери и брата. А сам будет мстить немцам, вести работу против них, выполняя указания Центра в Москве. Канал связи у него есть. В конечную победу Красной Армии он верил всегда. Свои колебания и вселившийся в него страх в те страшные дни считал случайным и временным явлением. Конечно же, – и это ему казалось единственно правильным – советскому руководству ни слова о службе у немцев, иначе его расстреляют как предателя и изменника Родины. Здесь все для него было ясно. Он делает все правильно. Ну что было бы, начни он тогда стрельбу в квартире матери? Короткий, в лучшем случае пяти-шестиминутный бой – и просто смерть его и матери, возможно, и брата. Кто выиграл бы от этой в общем-то нелепой гибели? Никто. А так он принесет пользу своей Родине, своей службе, нанеся большой вред немцам.
С годами он все больше укреплялся в правильности своего решения, а прочитав вышедшую вскоре после войны книгу чехословацкого коммуниста Юлиуса Фучика «Репортаж с петлей на шее», окончательно оправдал себя – ведь такой известный герой, как Юлиус Фучик, поступил почти так же – он тоже не стал стрелять, стоя с пистолетом за дверью. «Еще неизвестно, – думал Сергей, – предал ли своих товарищей Фучик или нет. Кто об этом сегодня может сказать? Нет, все он сделал правильно. В его случае сработал простой расчет – где и что выгоднее, где больше пользы. Вот и все».
Когда после войны он снова вернулся к своей работе, он почти забыл то страшное в своей жизни время, а когда вспоминал, ему казалось, что это было не с ним… Если бы не случай.
Начальник отделения капитан Нечипоренко в военной форме в начале 50-х после допроса, проводившегося в следственном корпусе МГБ УССР, шел по коридору и, достав папиросу, не смог прикурить – спички кончились. Зашел к приятелю в один из кабинетов, где проходил допрос арестованного бывшего агента СД. У него чекисты надеялись что-нибудь узнать о русском резиденте СД, который, по имевшимся данным, не успел уйти с немцами в октябре 1943 года и который активной действовал в годы оккупации в Киеве. Приметы тот резидент имел особые – черную бороду, очки, слегка прихрамывал на правую ногу. Кто бы мог подумать, что с короткой модной стрижкой под «бокс», гладко выбритый, чуть-чуть, почти незаметно прихрамывающий красавец-капитан, герой партизанского подполья, награжденный за успешные операции и ценную разведывательную информацию из оккупированного Киева боевыми орденами и медалями, и есть тот самый многие годы разыскиваемый резидент СД, имевший свою иконную мастерскую на Подоле, где сам и писал иконы вместе с двумя подмастерьями…
«Вернемся к нашему вопросу, – продолжил следователь, когда Нечипоренко прикурил и вышел из кабинета, где в углу сидел арестованный, на которого Нечипоренко и не посмотрел. – Когда вы последний раз видели вашего резидента?» Ответ последовал незамедлительно: «Секунд двадцать назад». Удивленно посмотрев на арестованного, следователь повторил свой вопрос и услышал в ответ: «Только что, с полминуты, это он прикуривал у вас, только уже без очков, бороды и с другой прической. А не узнать его я не мог. Теперь я понимаю, почему он был такой классный специалист своего дела, говорили, он у немцев был лучшим. Не одну сотню коммунистов и евреев поймал».