Большая Охота. Разгром УПА
Шрифт:
– Николай Иванович, лучше бы вы мне этого не говорили, – сразу же среагировал я. – Не получатся у меня доверительные разговоры с Куком. В голове будет торчать мысль, что тебя слушают.
– А ты «отсебятины» не допускай, – ответил Николай Иванович. – Основоположники марксизма-ленинизма четко и понятно дали определения и все свои оценки и суждения и по крестьянскому, и по национальному вопросу. Подкрепляй нашими реалиями, фактами. Просмотри еще раз первоисточники, освежи в памяти. В общем, надо тщательно готовиться. Мы имеем дело с хорошо подготовленным знатоком буржуазно-украинского национализма. С расчетливым, хладнокровным, опаснымм врагом советской власти. Тебе будет тяжело с ним спорить. Я знаю это. Я и Николай Тихонович не один час говорили с ним о колхозном крестьянстве, о нуждах и чаяниях украинского народа не только в историческом, но и в современном плане. Мы пока не уловили каких либо сомнений у Кука в его враждебной нам идеологии. Он остается врагом советского строя. Смело и откровенно для арестованного высказывается о мероприятиях партии и правительства. Странно, но он ни разу не
Николай Иванович сделал паузу, медленно, как будто ему было тяжело это сделать, поднялся с кресла и стал ходить по кабинету. Остановился около нас, сидевших за приставным столиком, изучающе посмотрел и продолжил:
– Странно ведет себя Лемиш. Ведь знает, что его должны расстрелять. Об этом ему было сказано сразу же после захвата и объявлено, что судьба жены, ребенка и его самого зависит от его поведения, откровенных и полных показаний. Мы предложили ему участие в организации под нашим руководством широкомасштабной антиоуновской кампании. В том числе возглавить легендированное подполье, чтобы в последующем полностью разложить и дискредитировать зарубежные центры ОУН, вытянуть из-за границы с его помощью некоторых лидеров ОУН. Я уверен, что он прекрасно понял, о чем идет речь. Мы достаточно откровенно высказали ему свои планы в отношении подполья. Он хорошо представляет нашу точку зрения, что даже физическое устранение руководителей ОУН не будет способствовать полному прекращению борьбы. Он умный человек. Образования военного никакого и в армии ни дня не служил, а почерк действий его отрядов в прошлые годы говорит сам за себя – как будто ими руководил кадровый военный. Он еще в молодые годы изучил минно-подрывное дело и стал настоящим специалистом-подрывником. Не случайно Шухевич определил Кука к себе в заместители. Его знают и в него верят за рубежом. Если нам удастся привлечь Кука к сотрудничеству – мы нанесем чувствительный удар по самой идее украинского национализма.
Николай Иванович вновь сделал паузу, долго смотрел в окно на золотые купола Софии 1, а затем тихо, почти про себя, но присутствующие услышали его, произнес:
## 1 - София – так в Киеве называют Софийский собор, который находится рядом со зданием бывшего КГБ Украины на ул. Владимирской.
– Если такое вообще возможно. Легче давать указания, чем их выполнять.
Подчиненные, понимая начальника, не прореагировали на его последние слова и вопросов не задавали.
– Останься, Василий Иванович, а ты, Георгий, сегодня же составь план работы с «трехсотым» и доложи мне…
* * *
Я подошел к стоявшему у входа в следственный корпус вахтеру и, показывая ему удостоверение, кивнул на видневшуюся за спиной старшины дверь:
– Мне туда, в тюрьму.
Старшина молча взял в руки протянутую ему красную сафьяновую книжицу, раскрыл и, заглянув в нее, извлек из висевшего на стене ящика список сотрудников, допущенных к работе в тюрьме.
– Есть такой в списке, – почему-то растягивая в улыбке губы, сказал старшина, возвращая мне удостоверение. – Оружия туда брать с собой нельзя. Это запрещено инструкцией. Если у вас пистолет с собой, вернитесь в кабинет и оставьте его там.
– У меня нет пистолета. Мне уже говорили товарищи по работе.
– Тогда проходите, – и старшина открыл дверь, ведущую во двор здания.
За время работы в здании КГБ мне ни разу не приходилось проходить этот двор и бывать во внутренней тюрьме, как впрочем и большинству других оперативных сотрудников. Здесь было царство следователей, да и те работали в следственном корпусе. Я волновался от важности задания руководства, от предстоящей встречи с Куком, от еще неизвестной мне необычной обстановки. Я передохнул и нажал на белую кнопку звонка на косяке железной двери. Почти сразу же на двери открылось маленькое оконце и в нем показалось женское лицо с грубыми мужскими чертами. Тонкие плотно сжатые губы раскрылись и хрипловатый голос произнес:
– Предъявите ваше удостоверение.
Я передал в окошечко удостоверение. Окошечко захлопнулось и через короткое время за дверью раздались скрежещущие звуки металла. Дверь распахнулась, и я очутился в длинном коридоре, устланном плотной ковровой дорожкой красного цвета. Передо мной стояла невысокого роста плотного сложения женщина в военной форме с погонами старшего сержанта. Смотрелась она комично в кителе и защитного цвета юбке, в больших тапочках на толстой войлочной подошве. На маленьком столике у стены лежал список допущенных для работы в тюрьме сотрудников. В списке было всего три фамилии. Рядом лежало мое удостоверение, которое женщина спрятала в небольшой сейф, что был под столом. Подошедший младший лейтенант в таких же войлочных тапочках также спросил у меня, имеется ли оружие, и несмотря на отрицательный ответ, быстро провел руками по моим карманам и брючному ремню. «Зачем они в таких странных тапочках? – подумал я. – Ну ясное дело, чтобы шагов не было слышно. Для этого и ковровая дорожка».
Так я впервые познакомился с сотрудниками внутренней тюрьмы, которых оперативники, знавшие тюремные порядки, называли «коридорными». В их обязанности входило конвоирование и наблюдение через глазок за арестованными. Младший лейтенант прошел вместе со мной в конец длинного коридора и мы очутились, наконец, перед свежевыкрашенной белой краской железной дверью, на которой темным цветом выделялись цифры – «300». «Коридорный» отодвинул щиток глазка и заглянул в камеру. Я молча стоял рядом. Откачнувшись от двери, «коридорный» прошелестел:
– Хотите посмотреть?
У
* * *
Мы провели вместе много дней, встречаясь сначала один на один в камере, затем вместе с Уляной, с которой Кука то соединяли, то разлучали. Мы хотели «сыграть» на этом. Нам казалось, что еще чуть-чуть и «трехсотый» пойдет на попятную и выложит единственный оставшийся у него козырь – даст согласие на сотрудничество. Забегая вперед, следует сказать, что никто из оперативного состава, работавшего, говоря языком того времени, с объектом, ни руководство КГБ Украины или Москвы, ни даже представители высших партийных инстанций страны, ни сам Алексей Илларионович Кириченко, беседовавший с Куком у себя в кабинете в здании ЦК Компартии Украины, так и не смог договориться об оказании Куком помощи советской власти в деле окончательной ликвидации бандоуновского подполья.
С самого начала работы с Куком всем, кто с ним сталкивался, было понятно, что на прямой разговор, прямое предложение сотрудничества он ответит таким же прямым отказом. Вот почему решили использовать метод постепенного привлечения. Вот почему, убедившись в психологической стойкости Кука, чекисты перешли к длительной «осаде», объясняя ему, что с вооруженным подпольем покончено, что речь идет об оказании воздействия с помощью Кука на ту часть населения Украины, особенно в западной ее части, которая все еще заражена буржуазной националистической идеологией. Особенно важна его помощь в вопросах воспитания украинской молодежи, оказания влияния на интеллигенцию. Кук должен понимать ситуацию, и если Бандера осуществлял политику геноцида украинской нации, кстати, при его же, Кука, активном содействии, то сейчас самое время для него исправлять ошибки прошлого. С помощью КГБ, разумеется.
Рано я обрадовался такому ответственному и важному поручению начальства, да еще и в высшей степени секретному. Я был уверен, что моего университетского, да еще и юридического, образования будет достаточно для идеологического воздействия на Кука.
После первых же встреч с Куком и горячих споров я пришел к выводу, что мне следует еще раз обратиться к первоисточникам. И буквально погрузился в работы украинского историка Грушевского, теоретиков и идеологов украинского национализма Донцова, Винниченко, современных толкователей ОУН – Бандеры, Ребета, Мельника, Полтавы и других. Слава богу, архивных материалов и разных оуновских документов, изъятых у подполья, было предостаточно. За время работы с Куком я перечитал десятки нужных и ненужных объемных книг и брошюр, сотни документов. Я читал и перечитывал Ивана Франко, Лесю Украинку, современных и репрессированных советской властью Леся Курбаса 1, других украинских драматургов и писателей, навсегда исчезнувших в лагерях. Тогда же я познакомился с некоторыми материалами «врагов народа» Н. Скрыпника 2и П. Любченко 3, проводивших политику украинизации. Именно в период нахождения этих людей у власти была ликвидирована безграмотность сельского населения, стремительно увеличивалось число украинских начальных и средних школ, в несколько раз возросло число украинцев в правительственных учреждениях Украины. Именно Скрыпник предложил реорганизовать Красную Армию на Украине по территориальному принципу, считая, что Красная Армия, сформированная по союзному принципу, несет в себе угрозу русификации. Примечательно, что эту идею Скрыпника поддерживали такие советские военачальники, как Фрунзеи Якир. Первый погиб под ножом хирурга во время операции, второго сожрал молох репрессий. С позиций того времени и Любченко, и Скрыпник, и другие руководители украинского ЦК и правительства и репрессированной советской властью творческой интеллигенции были для меня врагами советского строя. Только спустя десятилетия можно с уверенностью сказать, что мы имели дело с истинными патриотами Советской Украины, настоящими коммунистами-интернационалистами, которых не пощадило сложное, трудное, еще и сегодня до конца непознанное время беспощадной классовой борьбы за счастье простого трудового народа, сбросившего с себя тяжелое и всем опостылевшее ярмо капитала. Вот как характеризует этот период известный украинский историк: «…несмотря на обещание уважать принцип самоопределения нации, которое большевики давали во время гражданской войны, несмотря на создание национальных советских республик… коммунистической партии в первые годы ее правления все еще значительно не хватало поддержки нерусских народов… Поэтому, когда нэп успокоил крестьянство, партия начала кампанию, направленную на расширение поддержки со стороны нерусских народов, на завоевание их симпатий. В 1923 году на XII съезде партии ее руководство провозгласило начало политики широкого привлечения к власти коренного населения. Оно призывало общими усилиями добиться того, чтобы в партию и государственный аппарат шли нерусские, чтобы государство поддерживало культурное и социальное развитие других народов. Украинская разновидность этой политики называлась украинизацией… Первые шаги украинизации имели целью расширить применение украинского языка… Решающей силой украинизации системы просвещения был Н. Скрыпник – народный комиссар просвещения с 1927 по 1933 год… В 1922 году из всех публиковавшихся на Украине книг только 27% выходили на украинском языке. На этом же языке выходило около 10 газет и журналов. К 1927 году на украинском языке печаталось больше половины книг, а в 1933 году из 426 газет республики 373 выходило на родном языке…» 4