Большая пайка (Часть четвертая)
Шрифт:
"Лирика! Чушь! Полная чушь! Если бы я не сделал того, что сделал, он потерял бы все".
"А сейчас он не все потерял? Теперь "Инфокар", а значит и сам Платон, полностью под контролем Завода".
"Не полностью. Не надо забывать про меня. Да, какое-то время мне придется разводить эту историю. И я ее разведу. С директором – полное понимание..."
"Ты считаешь, что он так просто отдаст то, что ему прямо в руки свалилось?
"Именно с моей помощью. Поэтому и отдаст". "Он обещал? Это обсуждалось?"
"Ну... не напрямую... В общих чертах. Сейчас о другом надо думать..."
Что-то помешало диалогу. Какой-то шум неподалеку. Шуршали кусты, трещали под чужой ногой обвалившиеся с сосен ветки. Вскрикнула, застонала и снова вскрикнула девушка. Послышался глухой звук удара.
Рефлекс сработал немедленно. Муса развернулся и побежал по направлению звуков, сжимая в правой руке подобранную с земли суковатую палку...
Через полчаса захлебывающаяся от рыданий девушка, с трудом прикрываясь разодранной одеждой, добежала до главного корпуса и, стуча зубами по краю стакана с валерьянкой, рассказала, как она шла коротким путем в инфекционный корпус к сестре, как на нее напали двое, как на крик о помощи появился человек и как кто-то третий вышел у него из-за спины и ударил неожиданного заступника по голове. Потом девушка потеряла сознание, а когда пришла в себя, то увидела, что нападавших нет. И того – третьего, которого она толком и рассмотреть-то не успела, – тоже нет. А ее заступник лежит в траве. И вместо головы у него – кровь.
Охрана больницы вместе со срочно вызванным из ближайшего отделения нарядом милиции прочесала территорию. Уже смеркалось, но место происшествия удалось обнаружить довольно быстро. Муса лежал лицом вниз и прерывисто, с всхлипами, дышал. Невероятной силы удар снес ему всю заднюю часть черепа, обнажив красно-желтую массу, в которой заплыли сосновые иглы. Вызванный по внутренней связи хирург только присвистнул.
– Чем это они его? – спросил позеленевший старший наряда. Хирург пожал плечами.
– Не палкой. И не бревном даже. Мотыгой. Или ледорубом каким-нибудь. Первый раз такое вижу. Странно даже, что еще жив. Давайте носилки. Может, успеем донести до операционной.
Приехавшая со спецбригадой собака уверенно взяла след и довела оперативников до бетонного забора, окружавшего территорию больницы. Забор был цел, но натянутая поверху колючая проволока в этом месте
– Когда последний раз был обход? – спросил старший группы, светя фонариком.
– Сегодня утром, – уверенно ответил охранник. – Два раза в день проверяем.
– Проволока была цела?
– Обязательно. Иначе тут же доложили бы.
К середине ночи картина стала более или менее понятной. Колючую проволоку, натянутую еще в середине шестидесятых и совершенно проржавевшую, перекусили, судя по всему, обычными садовыми ножницами, которыми трудолюбивые садоводы обрезают кустарник на своих шести сотках. С внешней стороны забора обнаружили деревянный ящик, встав на который злоумышленники и проникли на охраняемую территорию. Обратно выбирались иначе: первый подсадил второго – вдавленные в землю следы тяжелых ботинок были видны совершенно отчетливо, – а потом второй, уже сидя на заборе, подтянул вверх первого.
Больше никаких следов у забора не обнаружилось. Провели блиц-опрос жителей дома напротив. Нашли бабулю, которая вроде бы видела, как двое перемахнули через забор, постояли немного, потом один сел в автобус, идущий к метро, а второй немного подождал, перешел через дорогу и тоже уехал на автобусе, но в противоположном направлении. Установили маршруты, послали людей опрашивать водителей.
У глазастой бабули долго пытались выяснить, не видела ли она третьего. Бабуля сначала не могла понять, что от нее хотят, потом обиделась и прошамкала:
– Двое их было. Кажный день лазиют. Двое...
А затем и вовсе начала нести непотребное про Горбачева и иуду Ельцина, разваливших страну.
Пришлось вместе с собакой возвращаться на место преступления. Но собака упрямо выводила следопытов все к тому же забору, и каких-либо признаков участия в преступлении кого-то третьего обнаружить не удалось. Либо девушке померещилось с перепугу, либо этот третий взял да и растворился в воздухе. Чего, конечно же, быть не может.
А в это время в ярко освещенной операционной бригада нейрохирургов изо всех сил помогала душе Мусы, упрямо цепляющейся за бренную оболочку, удержаться на месте. К утру главный вышел за дверь и сказал личному охраннику:
– Жить будет.
А про себя подумал: "Только кому такая жизнь нужна... Жалко мужика..."