Большая планета. Дилогия (Большая планета. Плавучие театры)
Шрифт:
«Аполлон Замп».
Дверь открылась; мадемуазель Бланш-Астер выглянула наружу: «Уже поздно — чего вы хотите?»
«Меня беспокоит состояние вашего здоровья. Я вас не видел уже несколько дней».
«Я чувствую себя прекрасно, благодарю вас».
«Собираетесь ли вы сойти на берег, чтобы заняться своими делами — каковы бы они ни были?»
«Торопиться некуда. Я сделаю все, что потребуется, после окончания нашего спектакля. Спокойной ночи, маэстро Замп!» Дверь захлопнулась.
Замп поморщился и отвернулся. В таверне на набережной он заказал одинокий бокал вина и стал прислушиваться к портовым сплетням. Многие посетители считали, что постановка на борту «Звездной пряди» превзошла амбиции «Воюза» — но все они сходились в том, что суждение короля Вальдемара было непредсказуемо.
Вечером следующего дня Гассун поначалу решил остаться на борту «Миральдры», но в последний момент
Король Вальдемар прибыл точно к началу спектакля. Замп подумал, что король мог бы с таким же успехом носить маску — выражение его лица никогда не менялось. Как всегда, на Вальдемаре был черный плащ с красными и золотыми звездами — символ не только его королевской власти, но и его «маны», то есть права на обладание властью и способности ее сохранять.
Представление Роальда Таша отличалось от двух предшествующих и настроением, и манерой исполнения. Кульминацией спектакля стала заставившая зрителей затаить дыхание битва детей в красных мундирах, напоминавших надкрылья жуков, с армией бледных карликов, ощетинившихся черными шипами наподобие морских ежей. Дети не хотели драться, но дисциплину среди них поддерживали яростные вожатые в стеганых костюмах из черной и белой кожи, понукавшие кричащих и плачущих трусов хлесткими ударами бичей.
Вечером четвертого дня Замп и Гассун поднялись на палубу огромной «Деллоры». Перед началом представления один из герольдов короля выступил с чрезвычайно обескураживающим объявлением: будучи неудовлетворен развлекательными спектаклями, предложенными его вниманию на протяжении первых дней конкурса, король Вальдемар предусмотрел дополнительное условие состязания. Победитель, как прежде, мог рассчитывать на награду, но тот режиссер, чье представление, по мнению короля, оказалось бы наихудшим, подлежал обвинению в оскорблении королевского достоинства, каковое влекло за собой суровые наказания: владелец провинившегося театра должен был уплатить штраф в размере десятой доли стоимости своего судна, каждый участник его труппы, раздетый донага, обязан был вытерпеть пять безжалостных ударов тростью из ротанга, а носы антрепренера и всех его актеров должны были быть татуированы несмываемой голубой краской.
В связи с этой угрозой — или благодаря талантам, изначально им присущим — труппа театра «Деллора» исполнила ряд изумительных сцен, настолько же необычных, насколько маловразумительных. Стайка пульчинелл продемонстрировала бесподобную клоунаду, кордебалет экстатически грациозных танцоров изобразил живой калейдоскоп, а пятеро фокусников сотворили ряд иллюзий, приводивших Зампа в состояние озадаченного потрясения. Когда наступил финальный эпизод, всю сцену перегородила высокая ширма с множеством отверстий. Из отверстий выглядывали лица — бледные и горестно сосредоточенные, застывшие в коматозной прострации, язвительно усмехающиеся, безумно вращающие выпученными глазами и высунувшие болтающиеся языки. Перед ширмой вверх и вниз, налево и направо медленно летали, подобно мыльным пузырям, мохнатые черные сферы, прикасавшиеся к лицам — при каждом прикосновении лицо издавало скорбный мелодичный стон. Из-под сцены стал подниматься черный занавес — по мере того, как каждое лицо исчезало за занавесом, оно корчило ужасные гримасы отчаяния, а затем безжизненно цепенело.
Погрузившись в невеселые размышления, Замп и Гассун брели по набережной к «Миральдре». Гассун разразился вымученным смехом: «Вполне может быть, что у нас нет оснований для пессимизма. По меньшей мере, наш спектакль полон стихийной жизненной силы — и, в конце концов, зачем недооценивать благородную поэзию, страсть и напряжение древней трагедии? Я считаю, что в конечном счете мы станем победителями! Тем не менее, необходимо сохранять бдительность — нас может подвести, прежде всего, смехотворная напыщенность, отсутствие естественной простоты выражения. Например, меня не удовлетворяет мой костюм. Дункан — царственный, проникновенно основательный, даже в какой-то мере доминирующий персонаж; синий мундир с белыми нашивками придает ему нежелательную легковесность. Со своей стороны, вам следует произносить реплики более глубоким, низким голосом, чтобы монологи были хорошо слышны, но чтобы не казалось, что вы кричите в зрительный зал. Рекомендую также свести к минимуму нежности между Макбетом и леди Макбет — трагедия Шекспира не посвящена радостям супружеской жизни».
«Разумеется — я сделаю все, что в моих силах», — с достоинством пообещал Замп.
В пятый вечер труппа «Заоблачного странника» устроила жизнерадостное торжество юмора и легкомыслия. Красивые девушки кувыркались высоко в воздухе, перелетая с одного трамплина на другой, сопровождаемые
Вглядываясь в полутьму зрительного зала, Замп заметил, что лицо короля Вальдемара смягчилось улыбкой, и что он обменялся с приближенными парой явно одобрительных замечаний.
Вечером шестого дня Аполлон Замп и его труппа должны были представить королю Вальдемару и аристократам Морнуна трагедию «Макбет» на сцене «Очарования Миральдры».
Уже с утра на борту «Миральдры» преобладало подавленное напряжение. Замп проверял качество декораций, приказывал вносить изменения и улучшения, перемещал светильники. Гассун расхаживал взад и вперед, даже не пытаясь привести в порядок несимметрично растрепанную белую шевелюру; время от времени он останавливался и словно к кому-то безмолвно обращался странными жестами. В конце концов он направился в свой музей и стал рыться в сундуках, надеясь найти что-нибудь придающее более царственный вид его костюму. Мадемуазель Бланш-Астер не проявляла интереса к подготовке спектакля. Она взошла на квартердек и наблюдала за происходящим с отстраненным выражением лица. Гассун присоединился к ней и с отвращением указал на Зампа: «Мы потерпим фиаско — и всё из-за него! Нам угрожают штрафами, конфискацией имущества, унижением, побоями! Неужели вы считаете, что разумным людям, таким, как вы и я, следовало пускаться в столь сумасшедшее предприятие? Мы должны сию минуту заявить, что не имеем ничего общего с их идиотским состязанием, вернуться под всеми парусами в русло безмятежного Висселя и, наконец, зажить той жизнью, для которой мы предназначены природой!»
Мадемуазель Бланш-Астер покачала головой: «Вам не позволят отказаться от участия в конкурсе. Кто знает? Может быть, «Макбет» произведет на короля благоприятное впечатление».
«Если бы только я вовремя воспротивился доводам шарлатана Зампа!» — простонал Гассун и снова спустился в свой музей.
Часа через три после полудня Замп настолько устал и переволновался, что его охватило состояние безвольной летаргии. Он больше не сомневался в провале вечерней программы — невозможно было себе представить, чтобы чудаковатые сценические манеры его актеров, их вечные запинки и непривычное для местной публики музыкальное сопровождение могли вызвать восхищение короля Вальдемара.
Так прошел остаток дня. Федра опускалась в безоблачном небе к западному горизонту. Озерная вода лениво блестела подобно голубой патине, безразлично скрывающей многокилометровые глубины.
Актеры пообедали, после чего разошлись по каютам, чтобы переодеться к спектаклю. Замп в десятый раз почистил щеткой бархатное сиденье трона короля Вальдемара, вышел на потрепанную ветром и дождем палубу, в отчаянии посмотрел вокруг и тоже спустился к себе, чтобы надеть костюм Макбета.
Солнце скрылось за холмами. Начинало темнеть, на склонах Мирмонта зажглись мерцающие огни Морнуна. На борту «Миральдры» пылали факелы; через некоторое время первые зрители стали подниматься по трапу и занимать места. Замп наблюдал за ними через смотровую щель; ему казалось, что морнунские эстеты с насмешкой поглядывали на далеко не роскошное убранство театра.
Скамьи заполнились публикой. За кулисами напряжение возросло настолько, что воздух словно потрескивал от электрических разрядов. Мадемуазель Бланш-Астер стояла в стороне, накинув серый плащ, защищавший ее от вечернего сквозняка. В последнюю минуту Гассун снова решил изменить внешний вид своего персонажа, и раздраженный Замп заглянул в гардеробную, чтобы поторопить его: «Король Вальдемар подходит к трапу!»
«Неважно! — откликнулся Гассун. — Времени достаточно — мой выход не в самом начале пьесы! Ведьмы готовы?»