Большая расплата
Шрифт:
— Я сошёл с тропы? Может и так, но не так ли вы обычно находите преступников?
Гамаш остановился и повернулся к гостю.
— И вы решили, что я преступник?
— Сомневаюсь, что пред вами всё предстает в подобном свете. Чтобы считаться преступником, вы должны совершить преступление. А я подозреваю, что убийство Сержа ЛеДюка для вас преступлением не является.
— Тогда что же это?
— Следствие его деятельности, счастливый случай.
— Счастливый?
— Ну, может, не счастливый. Но удачный случай,
— И зачем это мне? — поинтересовался Гамаш.
— Мы все достигаем своего рода перекрёстка, не так ли? — начал Желина серьезно. — Кто раньше, кто позже. Нас приводит туда какое-нибудь ужасное событие. В вашем случае это гибель ваших родителей. В моём случае — смерть моей жены. Столкнувшись с событием подобного масштаба, некоторые отклоняются от пути и становятся озлобленными. Им хочется, чтобы остальные страдали так же, как и они. А другие выбирают тропинку посложнее. Они становятся сострадательными, добрыми и терпимыми к людскому несовершенству. Им хочется оградить близких от той боли, которую они пережили сами.
— Oui, — согласился Гамаш, недоумевая, куда клонит собеседник.
— Сложность в том, как отличить тех от других, — продолжил Желина. — Внешность человека обманчива. Он может говорить одно, а думать совершенно другое. Большинство реальных монстров, с которыми мне пришлось столкнуться, выглядели как святые. И это объяснимо — иначе кто-нибудь остановил бы их гораздо раньше.
— Должен ли я считать ваши слова признанием? — спросил Гамаш и в ответ расслышал из темноты смех.
— Я надеялся, что признаетесь вы, сэр. Это бы облегчило мою задачу. Это бы сделало жизнь вашей семьи проще. Прекратите эти игры. Мы оба знаем, что произошло, и знаем, почему.
Гамаш уставился на Желину.
— Если собираетесь арестовывать меня, то делайте это сейчас. Но не смейте втягивать в это мою семью.
— Слишком поздно. Ваше семейство по уши в этом деле, не так ли? Я знаю, кто такая Амелия Шоке.
— Ничего вы не знаете.
— Я знаю всё.
Гамаш шагнул было к Желине, но вовремя остановился.
Желина не шелохнулся, стоял как вкопанный, словно бросая вызов собеседнику.
— Ещё один удачный случай? — прошептал Желина. — И я буду, как это по-английски? Кормить червей в вашем прекрасном саду, месье? Убить проще?
— Полагаю, ужин уже готов, — сказал Гамаш, а думал в это время совершенно другое. Он отошел от офицера КККП. — Нам пора возвращаться. Грейси, Анри, домой!
Взяв щенка на руки, он повернул к дому, овчарка побежала следом. Сквозь кухонное окно Арман видел, как Рейн-Мари двигается по кухне. Вот откинула волосы с лица. И о чём-то сама с собой говорит, как она обычно делает, готовя грандиозный ужин.
И ему очень сильно захотелось признаться ей в том, в чём он должен был признаться несколько лет назад, вернее,
— Как долго я спала? — спросила Рут, уставившись в свою тарелку.
— Трон больше не принадлежит Виктории, если ты об этом, — сообщила ей Мина.
— Из хороших новостей: у нас другая королева, — сказал Оливье, переглянувшись с Габри.
— Я слышал, — сказал Габри, — это противный стереотип. Ой, блин.
— Который час? — настаивала Рут.
Перед каждым стояла тарелка — омлет со свежим эстрагоном и расплавившимся камамбером.
Блюдо с постным беконом стояло на обеденном столе, рядом с корзинкой золотистых тостов, с таявшим на их поверхности маслом.
— Завтрак? — спросила Рут, растерянная больше обычного.
— Ужин, — сказала Рейн-Мари. — Простите, это всё, что у нас есть.
— Очень вкусно, — сказала Мирна, прихватив три кусочка подкопчённого бекона.
— Кто-то даже назовёт это восхитительным, — Рейн-Мари поймала взгляд мужа и улыбнулась.
Все знали, зачем они тут, ну разве что кроме Рут. Они служили живым щитом между Гамашем и офицером КККП.
И тем не менее, все заметили, что Арман сел прямо напротив Желины.
Хочет, решила Клара, показать, что его не запугать.
Хочет, подумала Мирна, сам стать «щитом» для Рейн-Мари, кидавшей в его сторону суровые взгляды.
Чтобы, решил Оливье, не спускать глаз со своего обвинителя.
Потому что, подумала Рут, Зло, как считал Оден, неприметно и непременно человекообразно.
— Спит с нами в постели, — процитировала она тихо. — И ест за нашим столом.
Гамаш, сидевший рядом с ней, повернулся к старой поэтессе.
— А к Добру нас каждый раз что есть силы тянут за руку, — прошептал он ей. — Даже в конторах, где тяжким грузом почиют грехи [17] .
Она пристально на него посмотрела, а застольная беседа, между тем, текла своим чередом.
— Знаешь, как оно заканчивается? — тихо спросила Рут.
— Вот это? — шепотом переспросил он, кивая в сторону Желины.
17
Перевод Виктора Топорова.
— Нет, стихотворение, болван.
Он поморщился и задумался на мгновение.
— Зло беспомощно, как нетерпеливый любовник, — сбивчиво начал он, силясь вспомнить. — И начинает свару, и преуспевает в скандале.
— И мы видим, как, не таясь, взаимоуничтожаются Добро и Зло, — продекламировала Рут. — Вот как оно заканчивается.
Долгое мгновение они смотрели друг на друга.
— Я знаю, что делаю, — уверил её Арман.
— А я могу распознать эпитафию, когда слышу таковую.