Большая расплата

Пенни Луиза

— Где?

— На орудии убийства.

— Господи. Это же револьвер, да?

— Твой отец утверждает, что никогда его не касался, даже не подозревал о том, что у ЛеДюка есть револьвер.

— Он бы такого не допустил, — сказала Анни, прищурив глаза и задумавшись.

— Он так и сказал. Отпечатки частичные. Его, ещё одного кадета и Мишеля Бребёфа.

— Частичные? — Лицо её сразу расслабилось. — Тогда они не считаются. И уж точно они принадлежат не отцу.

— Сегодня он сообщил

мне, что отпечатки определённо его.

— Погоди, — она склонилась к мужу. — Он сказал, что не дотрагивался до оружия, но что отпечатки принадлежат ему. Где логика?

— Вот именно. Он сказал, что ключ к расследованию этого преступления лежит как раз в отпечатках.

— В чьих-то оставшихся, полагаю. Дяди Мишеля или кадета. Именно это папа имел в виду. А кто он?

— Кадет? Это она. Амелия Шоке.

Он наблюдал за лицом жены, но никакой реакции на прозвучавшее имя не последовало. Жан-Ги колебался, рассказывать ли дальше, или Анни успокоится на этом.

— Но это не всё. Что ещё?

— Между ними есть какая-то связь.

— Между папой и Мишелем Бребёфом, конечно же, есть. Ты же знаешь.

— Нет, между Амелией Шоке и твоим отцом.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она напряженным голосом.

— Да не знаю я. Я просто подумал, может это имя тебе знакомо.

— А должно? Слушай, Жан-Ги, говори, что у тебя на уме.

Он вздохнул, прикидывая в уме, сколько ущерба собирается нанести.

— Как ты думаешь, могла быть у твоего отца интрижка?

Вопрос ударил по Анни как наковальня по мультяшному коту. Вопрос ошеломил её, Жан-Ги почти видел, как вокруг головы жены кружатся звездочки и птички.

Анни, онемев, смотрела на мужа. Наконец выдавила:

— Конечно нет!

— Со многими мужчинами случается, — ласково сказал Жан-Ги. — Когда они вдали от дома. Это как искушение, момент слабости.

— Мой отец такой же человек, как и любой другой. И у него есть свои слабости, — сказала Анни. — Но не в этом смысле. Такое с ним невозможно. Он никогда, ни за что в жизни не обидел бы маму. Он её любит.

— Согласен. Но я должен был спросить, — взяв жену за руку, он бездумно стал крутить обручальное колечко на её пальце. — Я обидел тебя?

— Ты разозлил меня просто самим вопросом. И уж если тебе надо было спросить, то что же тогда думают другие? Например, этот человек из КККП. Он совсем не знает папу.

— Нет, но он остановился у твоих родителей в Трех Соснах.

— Тебе надо туда поехать, Жан-Ги. Ты должен быть с папой. Просто чтобы убедиться, что он не сделает никакой глупости.

— Типа убить кого-то или завести интрижку?

— Ну, похоже, тут ты уже напортачил, — сказала она с грустной улыбкой.

— Я вызвался поехать с ним, но

он сказал, что я должен быть с тобой.

— Со мной всё в порядке. До родов ещё несколько недель.

Он поднялся и потянул её с дивана.

— Ты хочешь, чтобы я уехал и тогда никто не помешает тебе прикончить коробку эклеров, да?

— Вообще-то, через несколько минут прибудет разносчик пиццы. Хочу, чтобы ты до этого момента убрался. Он очень ревнивый.

— Меня променяли на пипперони. Мама предупреждала, что этим всё кончится.

— Прямо как Глория Стайнем.

Глава 37

— Мэри Поппинс, — сказала Клара. — Лучше не придумаешь!

С облегчением выдохнув, она рухнула на диван, и Арман сдвинул панели, закрывающие телевизор.

Они поужинали. Мирна принесла картофельно-мясную запеканку. Ароматный хрустящий чесночный хлеб принесла Клара. И огромный шоколадный торт испек Габри, зная, что во время ужина им предстоит поработать.

Это оказалось гораздо труднее, чем ожидалось. Они так сосредоточились на загадке мальчиков на витраже, что даже не задумывались о содержимом коробок, забытых в подвале Легиона.

А там — всё, что осталось от множества погибших. Великая война погубила цвет Европы, прихватив с собой и дикие цветы Канады. Целое поколение молодёжи сгинуло. А всё, что от них осталось, позабыто в пыльных старых коробках в подвале.

В одном из писем домой хранился плоский засушенный цветок мака. Хрупкий, но по-прежнему трепетно-красный. Сорванный свежим летним утром, накануне битвы в крохотном уголке Бельгии под названия Поля Фландрии.

Этот цветок стал последней каплей. Друзья прекратили поиск, не в силах продолжать.

Рейн-Мари, Клара, Мирна, Рут и Габри отставили коробки и потянулись на кухню, где остальные приготовили ужин. Трапеза началась уныло, пока внимание их не переключилось на молодежь, поглощавшую еду с такой жадностью, словно их никогда не кормили. Огромные куски запеканки исчезали в четырех бездонных прорвах.

И тут же требовалась добавка. И поскольку аппетит местных жителей оставлял желать лучшего, для кадетов было полно еды.

Даже Рут улыбнулась. Хотя, может, дело в газах.

— Шоколадного торта? — предложил Габри.

Волшебные слова чудесным образом улучшили аппетит, и все — каждый с толстым куском отлично пропитавшегося торта и чашечкой кофе — отправились в гостиную.

— «Мэри Поппинс»? — спросила Рейн-Мари.

— «Мэри Поппинс», — подтвердила Клара. — Лучше не придумаешь!

— Девчонки смотрят его каждый раз, как приедут, — сказала Рейн-Мари, вручая диск мужу.

— Девчонки? — спросила Хуэйфэнь.