Большая семья
Шрифт:
— Нет, номер какой? Мать-то, может, пришла, с ума сходит, хоть по телефону известить. Телефона своего у нас нету?
— Телефона? Я не знаю про телефон.
— Эх, ты!.. Наделал я делов!
Шофёр собрал валявшиеся на снегу инструменты, взял у Люды ключ, присел на подножку, а Люду с Орешком поставил между ног.
— Ты, значит, толком отвечай. Дом ваш — где база помешается, так? В том же доме?
— Так. Дом в том же доме.
— Значит, двадцать первый. А квартира, квартира какая?
—
— Эх, ты! Я про номер, а не про новую! Известить-то надо? Тебе сколько годов?
— Мне шесть лет, — вздохнув, твёрдо ответила Люда.
— А фамилия?
— А фамилия — Питровых. Люда Пи-тро-вых. Шесть лет.
— Питровых? Хитрая фамилия. Теперь вот чего: ты в кабину залазь, а то озябнешь, а я встречную ловить буду.
— Поймаете и опять поедем?
— Там видно будет.
Люда вернулась в кабинку, положила снова уснувшего Орешка на сиденье, а сама наполовину высунулась из дверцы.
Шофёр ловил встречную машину недолго. Далеко в темноте, как два глаза, зажглись фары и стали быстро приближаться. Тогда он вышел на середину шоссе, подмял руку. Когда из подъехавшей и остановившейся машины выглянул кто-то, он подбежал, торопливо заговорил. Потом начиркал что-то на протянутом ему белом листке.
— Ты уж, браток, расстарайся, хоть по телефону в домоуправление позвони, — несколько раз повторил он человеку из встречной машины. — Мы тут, видать, надолго застряли. Про девчоночку пускай в квартиру родителям доложат. А то ведь грех какой — завёз бог знает куда.
Ему весело ответили:
— Будьте спокойны, дадим знать! Сами бы подвезли, да не по пути.
— Ну, бывайте здоровы.
Шофёр тряхнул шапкой, встречная машина рванулась я умчалась — только снег закрутился на шоссе.
— Пошли, дочка, — сказал шофёр, подходя к своей кабинке. — Тут недалече тебя отведу, обогреешься. А я костёр разведу, чиниться буду. Пошли.
Остались одни
В комнате было сумрачно. За окном по низкому небу метались и крутились белые хлопья — шёл сильный снег.
Ольга Ивановна, убегая искать Люду, ещё раз крикнула.
— Никуда не вздумайте уходить, слышите? Поешьте вчерашней каши, сидите и делайте уроки. Как делать? Так, как будто ничего не случилось.
Легко сказать — делайте уроки!
Но Глеб хорошо понимал, что Гандзе ещё труднее, и сдерживался изо всех сил. Он принёс портфельчик, разложил на столе тетрадки и, тяжело вздохнув, сказал:
— Значит, давай делать. Сперва стихотворение выучим, да?
Гандзя молчала. Глаза у неё были большие и печальные, уголки губ подрагивали.
Глеб отошёл от стола, немного закатил глаза и, сжав руки, прочитал:
—
— «Я смотрю на мосту и стою на канал, — шопотом повторила Гандзя. — Подо мною… голубая вода…» — Она потупилась и замолчала.
— Ну, если не хочешь стихотворение, давай тогда арифметику, — подумав, тихо сказал Глеб. — Нам сегодня задачку задали, ох и трудная! Вы там на Урале тоже задачки делали?
— Тоже детали, — как эхо, откликнулась Гандзя.
Глеб порылся в портфельчике, вытащил задачник, полистал его.
— «У одного бойца было четыре обоймы, по пять патронов в каждой. Семнадцать патронов он израсходовал…» — дрожащим голосом и торопливо прочитал Глеб. Потом замолчал и посмотрел на большую фотографию на стене. — Да. Четыре обоймы, по пять в каждой… — Он положил задачник и пошевелил губами. — А мой папа был танкист.
— Танкист? — спросила Гандзя, поднимая опущенную голову и расплетая пальцы.
Где-то за окном мягко и певуче разрастался протяжный гудок. В доме напротив засветились окна, потом их задёрнули, и стало опять темно.
— Да, танкист… Ты, Гандзя, не думай, мама её найдёт. Вот увидишь, найдёт. Она просто куда-нибудь зашла. Познакомилась с кем-нибудь и зашла.
— Зашла?
Глеб вспомнил, когда-то, в этой самой комнате, мамин брат, дядя Коля, утешая её, долго ходил от стены к стене и что-то говорил.
Глеб одёрнул на себе курточку и тоже заходил вдоль окна большими шагами. Очень он был похож в эту минуту на человека, смотрящего на него с фотографии на стене!
— Раз мама сказала, что найдёт, значит найдет.
Он громко вздохнул и остановился у столика перед окном.
Блестящие планки сломанной вышки, судья с флажком попрежнему лежали друг на друге под слюдяной водой. Только загорелая девушка стояла, прислонившись к бокалу с серебряной крышкой, и в руке у неё покачивался обрывок нитки.
— Может, русский тогда сделаем, письмо? — с тоской спросил Глеб.
Гандзя молчала, и глаза у неё становились всё больше.
— Может, свет тогда зажечь, лампу?
— Не надо свет… А если её кто-нибудь украл? Или в милицию забрали?
— Ну вот, украл! — невесело рассмеялся Глеб. — Очень надо её украдывать! — Он всё-таки задумался. — А если в милицию забрали, тогда даже лучше: сюда приведут.
В коридоре вдруг резко зазвонил телефон.
Глеб и Гандзя так и рванулись из комнаты. Говорила Ольга Ивановна. Голос у неё был сухой и тревожный.
— Глеб, это ты? Гандзя с тобой? Люда не приходила?
Глеб быстро ответит: