Большая скука
Шрифт:
Семь часов, человек в немодной кепке и с синей сумкой стоит на своем обычном месте у входа в «Тиволи». Я подхожу к нему сзади и, поравнявшись с ним, почти касаюсь его боком, что-то у него спрашиваю, показывая план Копенгагена. На мой ничего не значащий вопрос он дает такой-же ответ, делая вид, что указывает какое-то место на плане.
– Я положил вам в карман конвертик и билет на самолет, – тихо говорю человеку в кепке. – Конвертик переправьте немедленно, а билет оформите на завтра, на вторую половину дня и оставьте
– У меня тоже все, – отвечает человек, бессмысленно шаря пальцем по плану.
И мы расстаемся. Часом позже я здороваюсь за руку с Уильямом и усаживаюсь рядом с ним за столик перед кафе на Городской площади.
– Вы обзавелись машиной, а ходите пешком? – замечает Сеймур, предлагая мне сигарету.
– Я ее оставил в ста метрах отсюда.
Потом добавляю:
– Ваши люди исправно докладывают вам.
– Да, не могу пожаловаться.
И, поскольку кельнер уже повис над нами, американец спрашивает:
– Что будете пить?
– Банальное виски.
– Почему «банальное»? Принесите нам два «Джон Крейби» восьмилетней выдержки, – говорит Уильям официанту.
– Восьмилетнего вам нальют из той же бутылки… – бросаю я, когда кельнер удалился. – Только плата будет другая.
– И ваше настроение! – добавляет Сеймур.
– Мне бы не мешало несколько поднять настроение, особенно после истязаний ваших преследователей.
– Затасканные приемы, – пожимает плечами Уильям. – Я даже не предполагал, что подобные вещи могут как-то действовать на вас.
– В сущности, они на меня не действуют. Но то, что они подосланы лично вами… человеком, который уверял, что полностью мне доверяет…
– Доверие в нашем деле, как вы знаете, имеет известные границы, – напоминает мне собеседник.
И, так как я не реагирую на его слова, он продолжает:
– Впрочем, я вам благодарен, что вы подняли этот вопрос. Пользуясь случаем, могу объявить вам, что наблюдение за вами снято. Получив последний «доклад», как вы изволили выразиться, я тут же расформировал группу.
– Восстанавливаете доверие?
– Нет. Устанавливаю факты.
– Устанавливаете факты?
– Вот именно. К этой затее пришлось прибегнуть с единственной целью: установить, будете ли вы пытаться выйти из-под наблюдения. Вы сделали такую попытку. И одного этого факта для меня вполне достаточно. Нет даже необходимости устанавливать, чем вы занимались в последние часы. Ясно, не правда ли?
Кивнув в ответ на его слова, я машинально поднимаю только что поставленный передо мною бокал. Сеймур определенно намекает на то, что я исчез, чтобы получить от кого-то инструкции. Разумеется, не в моих интересах убеждать его, что моей целью было не получить инструкции, а кое-что передать. Восьмилетний «Джон Крейби»… Возможно, и восьмилетний, но что из этого? Пьянством мне своего противника до банкротства не довести,
– Как вам нравится виски? – спрашивает Сеймур, сунув в угол рта сигарету.
– Что-то в нем есть общее с моим пребыванием в этом городе. На первый взгляд – ничего особенного, а на деле – грозит коварными последствиями.
– Вы, я вижу, делаетесь бОльшим пессимистом, чем я, – усмехается Сеймур. – Не так все мрачно, как вам кажется. Даже наоборот.
И неожиданно меняет тему разговора:
– Вы и квартиру новую сняли?
– Да.
– Насколько мне известно, вы в тот же день показали ее Грейс?
– Да. Надеюсь, вас это не задело?
– Нет, конечно. Если речь зашла о Грейс, то меня больше всего бесит ее внешность.
– Вот как? А мне, наоборот, кажется, что сейчас она стала более привлекательной, чем была.
– Верно. Но именно это меня и бесит, – поясняет Сеймур. – В этом мире, где внешность служит для большинства женщин средством саморекламы – они как бы сами себя предлагают, – я решительно отдаю предпочтение строгой внешности, а не привлекательной.
– Дело вкуса…
– Нет, дело не в этом, – возражает Сеймур. – Женщина – низшее существо, и, как только она перестает казаться недоступной, сразу теряет свою притягательную силу.
– Стоит ли обращать внимание на такой пустяк, как, скажем, модное платье? – примирительно вставляю я.
– Пустяк перестает быть пустяком, когда за ним кроется нечто более существенное. Важно не платье, а то, что за ним кроется.
– Известно, что кроется за платьем.
– Да, но я имею в виду определенный поворот в психике этой женщины. Честно говоря, я не думал, что Грейс способна так легко поддаваться влиянию…
– Дурному влиянию…
– Влиянию, не сходному с моим, – уточняет Сеймур. Он переносит взгляд на городскую ратушу, ярко освещенную скрытыми прожекторами и напоминающую на фоне ночи театральную декорацию. Я тоже смотрю туда и, может быть, именно в эти мгновения в полной мере сознаю, где я нахожусь, каким нереальным и призрачным кажется все, что в эти дни меня окружает. Все, кроме отдельных элементов, прямо связанных с моими действиями.
Остроконечная башня, громоздкая и мрачная, вонзается в черно-красное, несколько-мутное от неоновых отсветов небо, и в моей голове оживает ненужное, выцветшее воспоминание о другом вечере, проведенном недалеко от этой башни, – гудящий за облаками самолет, унылые рассуждения Грейс. Грейс, о которой мы говорим сейчас, хотя мысли наши заняты совсем другим.
Впрочем, похоже, что по крайней мере в данный момент Сеймур не думает о другом. Он отрывает взгляд от ратуши и неожиданно обращается ко мне в каком-то порыве, совершенно ему не свойственном: