Большая скука
Шрифт:
– А вы, Хиггинс, глухой, но я постоянно не напоминаю вам об этом, – бросает слегка задетый толстяк.
– Ну вот, опять комплексы! – восклицает тощий, взмахнув с досадой длинной костлявой рукой. – Человечество соткано из одних комплексов!
Подобно большинству людей с притупленным слухом, профессор говорит очень громко, полагая, наверное, что окружающие его люди тоже страдают глухотой. И так как мы уже перешли ко второй бутылке виски, Хиггинс говорит во весь голос, словно он на трибуне симпозиума. «Невеста», уже успевшая снять жакет и юбку, бросает недовольный взгляд
– Комплексы, мании… И только это должно заставить вас понять, что социология приравнивается к психологии. Психология общества – вот что это такое!
Обескураженная столь вопиющим пренебрежением, «невеста» скользит по полу танцующей походкой, на сей раз в обратном направлении, останавливается перед зеркалом и в ритм мелодии начинает методично сбрасывать остатки своей одежды.
– Социальные конфликты невозможно объяснить одной психологией, – отвечаю я не столь ради спора, сколько для того, чтобы отклонить нависший надо мной скелет мистера Хиггинса.
Однако моя реплика оказывается тактической ошибкой. Скелет наклоняется еще ниже и в ораторском пылу своим перстом чуть не выкалывает мне глаз.
– Вы так считаете? Вот смотрите! – Он подносит руку к своему слуховому аппарату. – Небольшой недостаток порождает у меня целый комплекс… Другой недостаток, – тут он указывает пальцем на голое темя Берри, – и у моего ближнего начинает проявляться комплекс иного рода…
– Хиггинс, вам вроде бы уже сказано… – пытается прервать его толстяк, но безуспешно.
– А сколько всевозможных комплексов разъедает наше общество? Да их не перечесть!..
Он замолкает на минуту как бы для того, чтобы нарисованная им картина как следует оформилась в моем сознании, потом делает большой глоток виски и продолжает:
– Бедность с той же неизбежностью порождает комплексы, что и плешивость! – Берри недовольно ерзает в своем кресле. – А богатство? А власть? А бесправие? Все это источники комплексов. И вот она, причина всех ваших социальных конфликтов!
Тощий делает новую попытку ткнуть указательным пальцем мне в глаз, что побуждает меня – пусть это не слишком вежливо – осторожно повернуться к исполнительницам.
«Невеста» тем временем уже сняла с себя решительно все, кроме туфель, и, приняв от горничной длинную венчальную фату, прикалывает ее с невинным видом к волосам. Огромное зеркало открывает перед публикой широкие возможности созерцать фигуру женщины с двух фасадов одновременно, и она кривляется перед ним довольно долго, чтобы даже самые придирчивые зрители могли закончить свое исследование. Наконец,
– Брак… это всего лишь миф среди множества других… – не унимается Хиггинс, который после моего бесцеремонного поступка снова соблаговолил взглянуть на «артисток».
– Мистер Хиггинс, когда вы наконец перестанете надоедать нам своими банальностями? – не удержалась Дороти, до этого поглощенная стриптизом.
– Неужели аттракцион, который мы наблюдали затаив дыхание целых десять минут, намного оригинальнее моих концепций? – спрашивает тощий, щедро разливая виски в бокалы и на белоснежную скатерть.
– Во всяком случае, ее аттракцион куда интереснее вашего.
– Быть может, вы хотите, чтобы я тоже разделся догола?
– О, ради бога, не надо! – восклицает Дороти с гримасой ужаса на лице.
– Над чем вы сейчас работаете, дорогой Коев? – возвращается Берри к однажды начатому разговору.
– Над теорией индустриального общества, – отвечаю, не моргнув глазом, поскольку подобного рода вопросы предусмотрены заранее.
– Это как раз то, что могло бы заинтересовать моего издателя! – снова встревает в разговор Хиггинс, который ни минуты не может помолчать.
– Собственно, речь идет о критике упомянутой теории, – поясняю я, чтобы охладить его энтузиазм.
– Все равно. Тема интересная, с какой стороны ни возьми, – великодушно машет рукой Хиггинс, едва не свалив бутылку.
– А что вы получите за этот труд? – спрашивает Берри.
– Пока я его не закончил, не могу сказать.
– А все-таки, примерно?..
– Давайте его мне, и я вам обеспечу по меньшей мере двадцать тысяч… – с прежним великодушием заявляет Хиггинс.
– Опять тысячи, опять доллары, – с досадой вздыхает Дороти. И обращается ко мне: – Пойдемте лучше потанцуем.
То ли оттого, что сегодня понедельник, или потому, что это довольно дорогое заведение, людей за столиками не так много, танцующих пар – тоже, так что такому посредственному танцору, как я, есть где маневрировать. В сущности, это моя дама маневрирует, а я лишь подчиняюсь ей да ритму танца. Тактика не столь уж плоха для иных дебютантов: вместо того чтобы шарахаться в сторону и тем самым вызывать подозрение, порой лучше прикинуться наивным простачком и временно поплыть по течению, чтобы иметь возможность сориентироваться в обстановке, точно определить особенность танца и понять, зачем понадобилось тебя в него вовлекать.
Дороти плотно прижалась ко мне и смотрит мне в лицо своими большими глазами, не боясь, что я прочту в них ее тайные мысли.
– Михаил… Это звучит совсем как Майкл…
– Потому что это одно и тоже имя.
– Правда? Ах, сколько воспоминаний вызывает у меня это имя!..
– Надеюсь, я не напомнил вам о вашей первой любви?
– Об одной из первых. Время бежит, и воспоминания множатся… Я ведь уже, можно сказать, пожилая женщина, Майкл!
– Не клевещите на себя.