Большая стрелка
Шрифт:
Но кое-что оставалось. Оставался надежный, как американский страховой полис, Армен. Оставался крутой, как сто быков, Шайтан. Было еще человек десять, с которыми можно своротить горы. И были кое-какие связи еще по водочной благодатной эпохе.
Итак, в Москву. Город, где еще не так давно имел вес Гарик Краснодарский и где ахтумских могли встретить далеко не с распростертыми объятиями. Впрочем, бывшие сподвижники Гарика о Рудне чуток позабыли. У них продолжалась полоса неприятностей. Их нового пахана арестовали в Голландии за какую-то аферу с промышленными алмазами. ФСБ вцепилась в них мертвой
Художник прошелся по старым связям, ища работу для своей бригады. И нашел ее.
Первый заказ — обычный. В инвестиционной компании ожидался разбор между компаньонами. Такое всегда бывает, когда делятся очень большие деньги. Компания распалась на фракции. И пошло соревнование — кто кого быстрее угробит.
Руднянские взялись за дело. Его нужно было провести быстро, чисто, чтобы начать завоевывать в столице репутацию серьезных специалистов.
Когда та самая конкурирующая фракция — четыре человека — на пятисотых «мерсах» и «Линкольнах» съехались в загородный дом на обсуждение своих коварных планов, Шайтан просто нажал на кнопку, и обломки дома всех похоронили под собой. Заказ был выполнен в срок.
Заказчики остались довольны. По их рекомендации руд-нянская команда приняла участие в делах нефтяной компании — там был долгий разбор с конкурентами. Пришлось убрать руководителя службы безопасности конкурентов и еще двоих. За каждый добытый скальп им отстегивали от двадцати i до пятидесяти тысяч зелени. Дело оказалось прибыльным.
Полтора года в Москве пролетели как один день в ежедневной борьбе за существование. Но работать в столице, где все давно распределено, нелегко. И везде, куда ни ткнешься, маячит тень власти. Любой московский крупный бандит обязательно имеет выход на политиков — или на Кремль, или на московские власти. Художник в своем провинциальном неразумении далеко не сразу вник в хитросплетения столичных отношений.
Постепенно Художник наладил отношения с авторитетами, чье слово в Москве имело вес. Кажется, Гарика Краснодарского ему простили, по Москве поползли слухи, что покойный вор в законе сдавал людей РУБОПу.
Потом пошли потери. Двое орлов полетели охотиться на жертву. Дело простое — тот деятель из окружной префектуры передвигался по городу без охраны. Делов-то — просто прострелить башку и уехать. Прострелить — прострелили, однако пришлось убирать случайного свидетеля. Руднянский киллер сбросил ствол, сел в поджидавший краденый «жигуль», по дороге к ним и прилипла гаищевская машина. Когда киллеры пошли на таран, гаишники их расстреляли из автомата. «Жигуль» врезался в бордюр, в нем было два трупа.
— Хлопотно это, людей убивать по заказу, — посетовал Художник, когда с Шайтаном коротал вечерок за жбаном пива в квартире. Работал телевизор — передавали «Вести». — Рано или поздно мы налетим на заказчика, который сочтет надежным уничтожить исполнителей.
— Ну это вряд ли получится, — возразил
— Вo — вдруг Художник прищелкнул пальцами и показал на телеэкран. — Смотри, что за морда!
Сопредседатель фонда помощи бездомным детям твердил о проблемах детской беспризорности. О необходимости быть добрее в наше нелегкое время. О дефиците человечности. И перечислял конкретные дела фонда — сколько детей они спасли от голодной смерти.
— Ух ты, Политик! — воскликнул Художник.
— Он.
— Интересно, он по-прежнему под торгуевцами?
— Те его не упустят.
— Да, — кивнул Художник.
И забыл о Политике на четыре месяца. Но однажды прямо у Петровки, 38 торгуевский главарь Зеленый назначил стрелку чеченцам, надеясь, что около здания ГУВД на него никто не покусится. А его цинично застрелили чуть ли не под окнами у начальника московской милиции. Так начался крупный разбор, а крупные разборы, как практика показывает, не доводят до добра никого. Ствол на ствол. Отчаяние на отчаяние. Ненависть на ненависть. И в конце — одни пепелища.
Схема обычная. В ответ торгуевские расстреляли троих чеченских боевиков. Те в долгу не остались. Тут включился РУБОП и розыск. Прошли широкой волной аресты.
— Все, торгуевская команда перестала существовать, — подвел итог на совете стаи Художник. — Остались быки. Но у них нет ни мозгов, ни связей — ничего. Всех, кто хоть что-то представлял из себя, выбили.
— А нам что? — спросил Армен.
— Сейчас будут наследство делить, — сказал Художник.
— Нам вряд ли что обломится, покачал головой Армен. — Там других голодных полно.
— А это мы еще увидим.
На следующее утро, наведя соответствующие справки, Художник приоделся получше и отправился в офис фирмы «Ак-Раме» на Тверской. С некоторым трудом он прорвался в помещение. Его провожал один из охранников.
— Как вас представить? — спросила его секретарша;
— Андрей Викторович.
— Вам Георгий Николаевич назначал?
— Нет. Но он будет рад нас видеть.
— Вы уверены? — с сомнением произнесла секретарша.
— Да. Вы только скажите — тот самый Андрей. Любитель детского кино. Мы с ним на даче виделись.
Секретарша нажала на кнопку телефона и передала все так, как сказал Художник.
Когда он зашел в кабинет Политика, тот глядел затравленно, попытался улыбнуться, но губы его тряслись.
— Помнишь меня, детолюб?
— Помню, — кивнул Политик. — Как же. Хорошо помню.
— Люблю людей с хорошей памятью. А то некоторые быстро забывают. Приходится напоминать.
— Столько лет прошло.
— Не так уж и много. Но жизнь быстро течет. Все меняется. Тяжелая жизнь. Люди уходят. Вон, телевизор смотрел. Зеленый погиб.
— А мне что?
— У скольких контор крышу унесло.
— Знаешь, сколько ко мне уже приходило с предложениями о крыше? — нервно произнес хозяин офиса.
— Сколько?
— Приходили.
— И ты отказал?
— Я сказал, что подумаю.
— Серьезные люди приходили?
— С Реутово. Под Зеленым работали. У них такой смуглый зверь старший. Гибоном кличут.
— Наследники из Калькутты, — насмешливо произнес Художник.
— Они говорят, что да.
— А ты что думаешь?
— А я с людьми советуюсь.