Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках)

Немиров Мирослав Маратович

Которую я писал, честно стараясь добиться, чтобы она была, во-первых, познавательной, во-вторых — занимательной.

Так вот.

20 ноября 1996, 14.30.

ЕЩЕ РАЗ ОТ АВТОРА

14 февраля сегодня 1998 года, 21.10. В очередной раз я берусь за переделку этой гадской книги с целью выпустить ее, наконец, в свет.

Вот краткая ее история.

В 1980-е и начале 1990-х годов автор этих строк был молод и нагл, и сочинял стихи. И к концу все тех же 1980-х и началу 1990-х добился в этом определенных успехов. После чего — году так примерно к 1993-му — стихи ему надоели,

я решил перейти на прозу. Причем, я решил перейти не просто на прозу, а на такую, которую было бы легко и интересно мне самому писать, но и которая бы также хорошо продавалась, отвечая спросу людей. Подумав, что бы это могло быть, я понял — нужно взять и составить справочник о крепких алкогольных напитках, руководствуясь соображениями, изложенными выше.

И к лету 1994 года я его составил.

Писатель прозы я еще был очень неумелый, написано все получилось очень коряво. К тому же я тогда имел надежду разбогатеть, став подлецом: деньги на издание этого сочинения я решил просить непосредственно у алкогольных компаний, поэтому старался писать слогом рекламного характера, угодным и понятным отделам «паблик рилейшнз» этих компаний.

Ничего не вышло. Жизнь закрутилась совсем сумасшедшим колесом, и я это свое сочинение не только не смог никому продать, но даже и никак не мог престо выкроить время, чтобы его по этим самым рекламным отделам этих самых компаний разнести. Единственное место, куда я все-таки один раз его сносил, так это в компанию «Росалко», и там заинтересовались, а историю, как это было и чем кончилось, смотри в соотв. статье. И рукопись так и валялась у меня два года по углам без всякой пользы. Тем более, что и приятель мой Авдей Степанович Тер-Оганян (см. абсент), оценкам которого я привык доверять, сочинение это осудил, сказав коротко и прямо:

— Говно!

2.

Осенью 1996 я за однако, снова за эти «Напитки» взялся: жалко же затраченного уже труда! Нужно —

Писателем прозы я стал уже значительно более опытным, и я стал выправлять написанное ранее и дополнять новым, причем усиливать субъективный момент: писать уже не просто рекламный справочник, а вставлять и всевозможные истории и случаи из жизни меня самого и моих друзей и знакомцев. В целях большей увлекательности — а также и художественности.

Оганяну, впрочем, результат все равно не понравился:

— Отдельные куски удачные, — сказал он, — но в целом — ерунда.

И я снова ее забросил куда подальше.

3.

Чтобы снова взяться сейчас, в феврале 1998 года, с целью, наконец, доделать до окончательного состояния — тем более, что, наконец, работает у меня и сканер, и принтер, и вся прочая ерунда. Доделать ее, наконец, эту книгу, размножить, раздать людям, то есть «выпустить в свет», да наконец тем самым от нее отделаться.

— 18 февраля 1998, 20:11

***

Дополняю опять.

На сегодня, на 16.4.98, ситуация с описываемым сочинением такова: бился я с ним два месяца, но не только так и не сумел довести до состояния законченного коммерческого продукта, но и более того: теперь он представляет собой совершенно безумный и очень хаотический конгломерат всего подряд, разным образом связанным с пьянством

и похмельем: рассказов, стихов, исторических сведений, картинок, обрывков статистических выкладок и проч., и проч., и проч. В принципе, это очень хорошо и даже замечательно — образцовый «мультимедийный метатекст», наиотличнейшее выражение нынешнего всеобщего постмодернистского сознания; я сам о такого рода книжке, попадись она мне, написанная кем бы другим, говорил бы только «Ох, вот это крутота!»

Но насчет того, чтобы это можно было быстро продать….

Собственно, я даже и распечатать пока этого не в состоянии: принтер, в очередной раз, является неживым.

Вознесенский, Андрей

Советский поэт, один из самых видных шестидесятников.

В 1960-е — да и в 1970-е тоже — народный кумир и поп-звезда, считаясь в народе авангардистом, лихачом и удальцом, отчаянно противостоящем всей остальной сплошной замшелости, посконности и кондовости, царившей в СССР как ни в сказке сказать, ни топором не вырубить.

А в таких медвежьих как углах как, например, Тюмень — так и в 1980-е. Ярым любителем сочинений А.Вознесенского например, был В.Рогачев, заведующий кафедрой советской литературы филологического факультета Тюменского университета. Который, будучи также еще и вождем самодеятельного университетского театра, много лет без перерыва ставил со своими студентами театрально-поэтическую композицию «Антимиры», в которой бичевал мещанство в лице персонажа по фамилии Букашкин, за то, что у него кальсоны — цвета промокашки.

Был некоторое время увлечен сочинениями А.Вознесенского и М.Немиров:

Под брадсбойтом шоссе мои уши кружились как мельницы

по безбожной, бейсбольной по бензоопасной Америке;

или:

Автопортрет мой, неона реторта, апостол небесных ворот, —

аэропорт.

или:

Худы прогнозы. И ты, в ожидании бури,

как в партизаны, уходишь в свои вестибюли;

или

Не тронь человека, деревце,

Костра в нем не разводи,

И так в нем такое делается —

Господи, не приведи!

и так далее.

Это нравилось ему — и в 1980-м, и в 1981-м, и, немного, и в 1982-м. Но потом он к такому стихосложению все-таки охладел, постепенно научившись видеть, сколь нестерпимо пошл его романтический пафос.

И назойливая сверхметафоричность — тоже.

Что остается верно и сегодня, 14 февраля 1997, 1: 56 ночи.

2.

Вот смешное четверостишие А.Вознесенского, и к тому же подтверждающее высказанное выше:

Рву кожуру с планеты,

срываю прах и тлен,

спускаюсь вглубь предмета,

как в метрополитен.

Автор предполагает, что он в этих строчках выразил свою удаль и дерзость.

А если спокойно прочитать то, что в них именно написано, получается следующая картина: некий добрый молодец рвет и мечет, все снося на своем пути, и чего ради? А всего лишь ради того, чтобы прорваться в метрополитен, чтобы стать на эскалатор и чинно спуститься на нем в его глубь.

3.

Глубочайше найуважаемый А. Тер-Оганян!