Большая волна в Канагаве. Битва самурайских кланов
Шрифт:
Такэно удивился: как это она не побоялась обидеть его? Но затем он понял, что отказ Йоки был свидетельством близости между ними, так как только в отношении очень близкого человека девушка могла позволить себе такую вольность. Сознавать это было приятно; мало того, Такэно вдруг почувствовал себя необыкновенно счастливым.
Он искоса взглянул на Йоку: она была очень мила в своем наряде, состоящем из длинного голубого халата, перепоясанного широким красным поясом с узором из золотых цветов, и синей накидки, расписанной белоснежными облаками. Густые черные волосы Йоки были собраны
Такэно замялся, не зная как выразить охватившее его чувство, но быстро нашелся и вновь предложил:
– Не хочешь ли ты прогуляться в кедровнике?
Его настойчивость могла означать одно из двух: либо стремление поставить Йоку на место, то есть наказать ее, либо это было проявлением любви, имеющей право не считаться с некоторыми условностями.
Голос юноши был ласковым и нежным, тем не менее, Йока испуганно посмотрела на Такэно, боясь ошибиться. Ее сердце пронзила радость, потому что в глазах Такэно она прочла ответ на свой вопрос: это было объяснением в любви.
– Хорошо, – проговорила она, потупившись.
Преграды были пройдены; забыв о сдержанности, Такэно воскликнул: «Йока!», и взял ее за руку. Он часто брал Йоку за руку и раньше, но тогда прикосновение ничего не значило, потому что они с Йокой были просто мальчиком и девочкой, которых связывала большая дружба. Ныне же прикосновение приобрело огромную важность – оно объединило двух влюбленных.
Йока затрепетала, однако, быстро оглянувшись, убрала свою руку, ведь выставлять сокровенное напоказ не только неприлично по отношению к другим людям, но кощунственно и дерзко по отношению к великим богам, которые посвящают двоих в тайну любви не для того, чтобы они поведали об этом всему свету. Йока с укором и с сожалением глянула на Такэно; он немедленно наклонил голову, признавая свою вину. На глазах Йоки появились слезы: благородство любящего мужчины всегда трогает женщину до глубины души.
Для того чтобы заполнить возникшую паузу Такэно сказал первое, что пришло ему в голову:
– А знаешь, мы получили точные известия о том, что князь совсем не приедет к нам в этом году.
– Он еще ни разу не приезжал с тех пор, как мы здесь живем. Говорят, у него большая свита, – поддержала разговор Йока.
– Да, так говорят, – кивнул Такэно и, не сдержавшись, предложил вновь: – Ну, пойдем в кедровник? Я покажу тебе, как умею стрелять из лука.
– Ты хочешь избрать путь воина? – спросила Йока, переменившись в лице. – Но воины часто погибают.
– Наши отцы не были воинами, но погибли. И матери наши умерли: мою забрала болезнь, а твою – Большая Волна; никто из наших родителей не был воином, но все они ушли из жизни в молодом возрасте, – вздохнул Такэно. – Небо определяет, кому жить, а кому умереть, и оно не разбирает, кто чем занимается.
– Да, – согласилась Йока и загрустила.
– Пойдем же в кедровник, я покажу тебе, как стреляю, – весело повторил Такэно, мысленно ругая себя за то, что вспомнил умерших родителей и совсем расстроил Йоку.
Пока
– Я прочитала хорошую сказку, смешную и добрую, – улыбаясь, проговорила Йока. – Сказку об угольщике и прекрасной женщине.
– Об угольщике и прекрасной женщине? Никогда не слышал такую.
– Хочешь, я расскажу тебе?
– Очень хочу! – так горячо воскликнул Такэно, что Йока рассмеялась, застенчиво прикрыв лицо рукавом халата. – Какой ты забавный, Такэно!.. Слушай же сказку. В стародавние времена далеко в горах жил в страшной нищете угольщик. Его хижина была построена из веток и глины, а крышу заменяла гнилая солома. Он был настолько бедным, что у него даже не было миски для еды, да и еды часто не было. Он подолгу голодал, а когда ему удавалось продать немного угля, то денег еле-еле хватало на сушеную рыбу и сухари.
Одеждой угольщику служила рваная мешковина, которую он оборачивал вокруг бедер, а вместо шляпы он привязывал к голове банановый лист. Сандалий у него тоже не было, их заменяли куски древесной коры и мох, скрученные жгутами из тонких лиан.
Из-за своей тяжелой работы он редко мылся, поэтому лицо его было покрыто многолетними слоями копоти, а волосы свалялись, как войлок.
Жизнь угольщика была унылой и безрадостной; мало встречаясь с людьми, он почти разучился говорить, а читать и писать никогда не умел.
Но вот однажды, когда наступила весна, в хижину угольщика пришла прекрасная, молодая, богато одетая женщина.
– Кто ты? – спросил угольщик, решив, что это видение.
– Я дочь знатного господина, – отвечала прекраснейшая госпожа.
Услышав это, угольщик пал ниц перед ней и лишился дара речи.
– Встаньте, прошу вас, – сказала прекрасная женщина. – Это я должна пасть перед вами ниц и целовать ваши руки, потому что я пришла к вам с нижайшей просьбой. Возьмите меня в жены, я очень хочу выйти за вас замуж.
Услышав таковые ее слова, угольщик подумал, что госпожа издевается над ним, и стал умолять ее не причинять ему вреда. Но прекрасная женщина была настойчива – вновь и вновь просила она, чтобы угольщик взял ее замуж.
– Моя госпожа, посмотрите, как я живу, – возражал он ей. – Стены моего жилища рассыпаются, и дождь капает сквозь крышу.
– Это ничего. Я хочу выйти за вас замуж, – говорила она.
– У меня нет миски для еды, и еды часто не бывает, – продолжал он сопротивляться.
– Это ничего. Я хочу выйти за вас замуж, – настаивала она.
– Поглядите на мою одежду. Рваная мешковина обернута вокруг моих бедер, банановый лист одеваю я на голову вместо шляпы, и сандалий у меня тоже нет: я ношу куски коры и мох, скрученные жгутами из лианы.
– Это ничего. Я хочу выйти за вас замуж.
– Посмотрите на мое лицо, – на нем многолетняя копоть. Мои волосы свалялись, как войлок. Я не мылся долгие годы.
– Это ничего. Я очень хочу выйти за вас замуж.
Видя, что ему не удается ее отговорить, и не смея больше с ней спорить, угольщик, наконец, согласился жениться на прекрасной госпоже, и они сыграли свадьбу.