Больше, чем страх
Шрифт:
— Слышу, — как сквозь сон откликнулся я.
— Вы не слишком расстроились из-за того, что доктор выдал вас с головой? Не надо, прошу вас. Все нормально.
Какой же Вилламантес все-таки мерзавец, подумал я и стал ждать, что он скажет еще.
— Видите, — продолжил он, — выходит, это вы помогли ей бежать. Но не вините доктора. Чтобы все понять, мне было достаточно взглянуть на ваши драные брюки и порезанные руки. Вы поранились, когда перелезали через стену. Ну, а теперь расскажите нам, где прячется девушка.
Как же я забыл про свои изодранные штаны и порезы на руках, с досадой подумал я, выходит, Вилламантес с самого
Он отошел от меня, и тут я увидел перед собой лицо Моник.
— Теперь наша очередь спрашивать, Шелл, — сказала она.
— Я уже все рассказал этому психу.
На лице Моник заиграла улыбка. Она и в эту минуту казалась мне очень красивой. Как ни странно, но чувства ненависти к ней я почему-то не испытывал. Может быть, потому, что она продолжала оставаться для меня загадкой. Если бы мне удалось до конца понять, что двигало Моник, я бы, наверное, смог ее возненавидеть.
— Но Вилламантес сомневается в правдивости твоих ответов, Шелл. И я, кстати, тоже. Он считает тебя очень сильным человеком, хотя и довольно глупым. Ты уже видел его змей и наверняка знаешь, для каких целей он использует своих питомцев. Не так ли? Они для него такие же любимицы, как для других, например, собаки.
Я почувствовал, как у меня в животе и в паху закололо. Но это была уже не физическая боль, а предвестник душевных мук. Вспомнились рассказы генерала Лопеса о людях, найденных в горах со следами маленьких парных проколов кожи — змеиных зубов. Мне даже показалось, что я вновь слышу его низкий голос: «Многие жертвы еще не найдены, и их трупы по сей день лежат где-то в горах...»
Ко мне подошел Вилламантес, и буквально через секунду я почувствовал в руке острую боль. Я резко дернулся и, перевернувшись на бок, увидел, как в его руке блеснул шприц для подкожных инъекций.
— Ты — ублюдок, — презрительно произнес я, — вонючая куча коммунистического дерьма, ты...
— Вы, мистер Скотт, неправильно меня поняли, — улыбаясь, сказал он. — Я не собирался причинять вам боль. Наоборот, от укола вам станет гораздо легче.
— Хотелось бы верить.
Моник коснулась моего плеча.
— Это правда, Шелл. Он ввел тебе стимулятор, который придаст тебе силы. Все твои ощущения сразу станут острее, сознание окончательно прояснится, — пытаясь успокоить меня, сказала она.
Я потер руку и, почувствовав сильное жжение в месте укола, приготовился корчиться в судорогах. Но ничего подобного со мной не произошло. Наоборот, я вскоре действительно почувствовал себя намного лучше, ощутил прилив сил. Мозг мой стал работать четче.
Вилламантес прошел к себе в кабинет и вскоре вернулся, держа в руках какой-то объемный предмет. Я пригляделся и увидел, что это террариум, в котором копошились отвратительные твари. Теперь я догадался, для чего мне ввели возбуждающее средство и обострили мои чувства. Вилламантес, подойдя ближе, поднес к моим глазам ящик с гремучими змеями. Я непроизвольно дернулся всем телом и отвернул от террариума лицо. Вилламантес громко захохотал. Я в первый раз видел его смеющимся.
— Теперь вы скажете нам, где девушка? Это ваш последний шанс, мистер Скотт. Расскажите, и мы оставим вас в покое, — сказал он.
— Я вам сказал, что ничего о ней не знаю, — срывающимся голосом ответил я.
— Сможете подняться?
— Да, смогу.
Хотя боль в теле еще не прошла, я довольно легко поднялся с пола. Трое вооруженных
— В этом здании когда-то была церковь, мистер Скотт. Эти ступени ведут в катакомбы или, даже можно сказать, в гробницу. Сюда с незапамятных времен помещали тела усопших священнослужителей и тех, кого причисляли к лику святых. Их мумии все еще там. Надо сказать, место это — не из приятных. Там холодно и сыро. Но для змей — в самый раз, — сказал Вилламантес и снова захохотал.
Меня провели по ступеням вниз, и я очутился в почти кромешной тьме. От стен тянуло холодной сыростью. Кто-то включил фонарик, и в его тусклом красноватом свете моим глазам предстала жуткая картина: в нишах, прорубленных в толстых стенах подвала, лежали высохшие мумии давно умерших людей. Тонкая морщинистая кожа, похожая на коричневый пергамент, покрывала их скелеты, а пожелтевшие от времени зубы выглядели зловеще. Меня связали по рукам и ногам и уложили на сырой земляной пол. Затем все, кроме Вилламантеса, поднялись наверх.
Тусклый свет фонаря искажал черты его лица. Глубокие черные тени пролегли на его щеках и вокруг глаз. Он ненадолго покинул подвал и вскоре вернулся, держа в руках ящик, в котором шевелились змеи.
Затем Вилламантес поднес террариум стеклянной стенкой к моему лицу и встряхнул его. Я услышал специфический треск, похожий на шум детской погремушки, и на голове у меня зашевелились волосы. Одна из ползучих тварей, раскрыв свою мерзкую пасть и выставив ядовитый зуб, кинулась на стеклянную перегородку, ударилась в нее головой и отскочила. Я увидел, как по стеклу тонкой струйкой медленно потекла оранжевая капля змеиного яда.
— Не вынуждайте меня, мистер Скотт. Мне совсем не хочется этого делать, — сказал Вилламантес. — Только прошу, не отводите глаз.
Он взялся за выдвижную стеклянную стенку террариума и приподнял ее на четверть дюйма. Я чуть было не закричал от страха.
— Видите, как им легко вылезти из ящика и составить вам компанию. До вас один несговорчивый, перед тем как умереть, здесь уже побывал. Ну, так вы расскажете, где девушка, или мне их все же выпустить?
Я не мог поверить, что Вилламантес выпустит своих змей, не узнав от меня, что ему нужно. Я просто не мог себе представить, что и мой труп будет лежать здесь с этими высохшими мумиями в ожидании следующей жертвы этого маньяка.
Отказываясь говорить, я помотал головой. Он удивленно уставился на меня, потом погасил фонарик. Последнее, что я увидел, — это блеснувшее стекло террариума. В темноте я сначала услышал, как Вилламантес пошевелился, затем с легким шумом в пазах деревянных стенок террариума скользнула стеклянная перегородка. Тут же послышались быстрые шаги по лестнице, дверь на мгновение отворилась, в подвал хлынул свет, а когда она захлопнулась, вокруг меня стало совсем черно.
Я замер от охватившего меня ужаса. Я старался убедить себя в том, что Вилламантес не собирается меня убивать, что он только предпринимает психическую атаку, чтобы развязать мне язык. Наверняка Моник рассказала Вилламантесу, к каким средствам прибегнул я, чтобы заставить ее заговорить, и посоветовала ему сделать со мной то же самое.