Больше, чем страсть

Мак-Уильямс Джудит

Потрясенная Друзилла уставилась на Маргарет; два ярких розовых пятна выступили у нее на щеках, а нижняя губа задрожала,

— Как вы можете говорить подобные вещи о человеке, которого я люблю?

— Дело в том, что мои чувства не затронуты и я в состоянии более ясно видеть всю ситуацию. Вы должны понять…

— Нет! — Друзилла вскочила. — Единственное, что я понимаю, — это то, что все стараются разлучить нас, А я-то думала, что вы мне друг! — И, разразившись слезами, Друзилла бросилась из комнаты.

Маргарет ощутила горечь; ей казалось, что она только что ударила беззащитного

ребенка. В глубине души она понимала, что поступила правильно, но утешения от этого было мало.

Глава 20

Маргарет смотрела на помятое выцветшее свидетельство о браке, которое ее мать всегда носила с собой, даже после того, как узнала, что свидетельство это поддельное. И снова в Маргарет пробудились ее прежние чувства — горе и бессильный гнев.

Она порывисто прошла по комнате и, раздернув тяжелые занавеси, выглянула в окно на серое утро, полностью соответствующее ее настроению. Все ее грандиозные намерения отомстить Мейнуарингу ни к чему не привели.

Маргарет снова посмотрела на документ, вспоминая подробности последней ужасающей ссоры между родителями, невольной свидетельницей которой она оказалась.

Она смутно припомнила слова матери о том, что они не могут не быть обвенчаны, потому что церемония происходила в церкви, а отец отвечал, что человек, делавший вид, будто венчает их, — всего-навсего брат настоящего священника.

В какой церкви? Глаза ее пробежали по документу. Церковь Святой Агнессы, площадь Лэнхем, Лондон. Главный священник — некий Джон Янгер.

Если бы она смогла отыскать этого Джона Янгера и высказать ему, что она думает о нем, разрешившем своему брату использовать церковь для таких низких целей, это принесло бы ей хоть какое-то утешение. Если даже Джон Янгер не является больше священником в этом храме, тот, кто пришел ему на смену, может помочь ей найти его.

Внезапная решимость прогнала ощущение краха. Это, конечно, не месть, но все же лучше; чем вообще ничего.

Церковь Святой Агнессы, площадь Лэнхем, — эти слова она вверила своей памяти. Она приступит к поискам немедленно, сегодня же утром, как только Филипп уедет в парламент.

При мысли о Филиппе ее глаза непроизвольно устремились к двери, ведущей в их общую гостиную. Почему он больше не приходит в ее комнату? Вопрос этот, преследовавший Маргарет всю неделю, снова принялся терзать ее.

Неужели она ему уже надоела?-Маргарет нерешительно закусила губу. Неужели он ищет утешения где-нибудь в другом месте? Страшный приступ ревности охватил ее, по коже побежали мурашки. Одна мысль о том, что Филипп обнимает другую женщину, привела ее в отчаяние.

Маргарет беспокойно принялась ходить по ковру. А может быть, ее распутная готовность тогда, в карете, показалась ему настолько противной, что ему неприятно прикасаться к ней? Сердце у нее мучительно сжалось при мысли о том, что она никогда больше не ощутит, как его жаркое гибкое тело накрывает ее.

— Почему вы хмуритесь, глядя на ковер? — Глубокий голос Филиппа вывел Маргарет из путаницы мыслей. Она резко повернулась и увидела, что он стоит в дверях гостиной.

Ее охватила бурная радость

при виде его худощавого лица, но она торопливо постаралась скрыть это под маской беспечности, которая хорошо подходила к его бесцеремонному вторжению.

— Он вряд ли заслуживает, чтобы на него смотрели. По правде говоря… — Филипп оглядел комнату так, словно впервые видел ее, — эта комната выглядит устрашающе. Почему вы ничего с ней не сделаете?

— Например? — рассеянно спросила Маргарет; голова ее была погружена в размышления. Зачем он пришел в ее комнату? Явно не для того, чтобы ласкать ее, иначе он не был бы одет с ног до головы. Она посмотрела на его сюртук неяркого синего цвета и коричневые панталоны,

Филипп пожал плечами.

— Например, новая мебель? Китайские обои или, может быть, какая-то светлая краска? — «Бледно-розовая, — подумал Филипп. — Как ее чудесная кожа. Или может быть, смугло-розовая, как ее соски». Трепет от реакции на образ, который внезапно появился в его голове, пробежал по нему, и он сглотнул, почувствовав инстинктивную реакцию своего тела.

Филипп не хотел вспоминать, какие у нее груди. Он хотел видеть их, целовать. Хотел слышать очаровательные тихие звуки, которые возникали где-то глубоко у нее в горле, когда он ласкал ее,

Но прошло еще слишком мало времени. И он безжалостно подавил свое желание. Сначала он должен дать ей время забыть о своем варварском поведении в карете. Тогда он снова попробует прокрасться к ней в постель.

Маргарет ждала в нерешительности, удивляясь его отсутствующему виду. Почему у него такой вид? Может быть, он не хочет думать о том, чтобы что-то менялось в комнате его матери, как заявила Эстелла? Или ему это безразлично и мысли его витают где-то в другом месте? «Наверное, безразлично, — решила Маргарет. — Потому что Филипп — это Филипп, и если бы ему было небезразлично, он бы прямо запретил мне поменять хотя бы одну протертую подушку».

— Вы должны… — начал было Филипп, но его прервал громкий стук в дверь, и в тот же миг в комнату вбежала Аннабел.

— Посмотрите, Маргарет! Посмотрите, что я… — Увидев Филиппа, девочка резко остановилась.

— Я сначала постучалась, — сказала она ему.

— Да, так и было, — согласилась Маргарет, размышляя, нужно ли добавить, что обычно человек ждет позволения войти, а потом открывает дверь, и решила, что не нужно. Слишком много новых правил, высказанных сразу, только обескуражат ребенка.

Филипп вгляделся в худенькое личико девочки, стараясь отыскать в нем хоть какой-то отзвук красоты Роксаны. И не нашел. Единственным сходством, которое Роксана передала своей дочери, были темные волосы, но у волос этих не было того блеска, который был присущ волосам Роксаны.

Должно быть, Аннабел унаследовала невыразительную внешность от своего отца. При мысли об этом на лице Филиппа появилось ожесточенное выражение.

— Что там у вас такое, Аннабел? — Маргарет поспешила переменить тему разговора, потому что ей не понравилось выражение лица Филиппа. Стоит ему сказать что-то резкое, и девочка, конечно же, отплатит ему тем же, а значит, еще день этого быстротечного месяца будет потрачен впустую.