Больше не уснёшь
Шрифт:
Оба посетителя бара имени их двоих срастаются в престранную фигуру (покатый треугольник вверх, покатый треугольник вниз).
Пока ты смотришь, как они, в прозрачности вращаясь, двоично превращаются
в очередной стакан, к тебе подходит твой безголовый официант.
Он нагибается, чтобы принять заказ.
Специально, чтобы ты видел «слово швов» его подноса-шеи.
Но ты совсем не смотришь на официанта. Твой любопытный взгляд теперь пришит к скучающей блондинке у камина.
А
«Я, конечно, в Аду! Окончательно мёртв(…мёртв)…»
Стеклянный протез глазного яблока Земли из Райского сада…
— Для меня нет себя прекрасней/ Но ловлю я свой взгляд напрасно/
Как виденье неуловимо, каждый день прохожу я мимо…
Человек без лица и без друга напевает перед почерневшим зеркалом в ванной.
Тьма гаснет. Сцена уносится в НОВЬ.
Ночь на каждом кончике каждого ржавого зуба Отражённой Эммы.
Это не зубы, а гробовые гвозди…
Чёрно-белая ворона летает по дому.
Аплодисменты крыльев, кошмар улыбки Отражённой Эммы…
А это ведь всего лишь зеркало в углу.
Также человечно как привидение инопланетянина.
«Вторая) (первая» Эмма широко раскроет страху глаза и, увидев всё то, что ты смог увидеть, поймёт, что больше не смотрит на своё отраженье…
Загробный крик — и зеркало кошмара уносит ветер тьмы.
Сквозь грязь закрытого в себе пространства доносится взрыв голосов, которые безмерно застывают в Эмме.
Но один заблудившийся снаружи голос попадает в мечущуюся по хижине ворону, точно прожжённая кислотой мусорная корзина в канаву, словно сердце мишени в неподвижно зависшую пулю…
«Твои шаги преследуют меня…
Сейчас всё ещё лето.
Луна — как обручальное кольцо. Как дуло пистолета.
Круг черноты внутри. Глазница пустоты.
Мы выходим на вымерший пляж, а море выглядит зеркальною пустыней.
И на песке твои шаги теряют звук.
Мы смотрим в тёмные волны, нам даже кажется, что море оживёт — из глубины на сушу выйдет монстр, похожий на кошмар из отражений…
Но воды этой ночью тихи.
Этой ночью мы видим город опустевшим.
Твои шаги преследуют меня — этой ночью…
Заходим в старый дом, а он огромен: сотни комнат.
Главный коридор такой длины, что когда ты уходишь в один его конец, а я пою „Nightmare“ в другом — меня не слышишь, только шёпот.
Ты возвращаешься и объясняешь: почти весь звук уходит в комнаты на этаже.
Старый отель — все номера для нас открыты, выбирай любой.
Но ты не хочешь: слишком скучно.
Уже на улице твои шаги опять преследуют меня…
Внезапно зал открытого кафе.
Садимся на террасе, столик в центре. Вокруг лишь темнота кружиться на ветру.
Во
И напряжение растёт как звук на гранях тишины.
Я предлагаю всё закончить.
Но ты не хочешь: слишком это всё легко.
Тогда пройдёмся через парк…
Деревья в темноте — печальные изгибы. Шептанье ветра / снова тишина.
Ты смотришь в небо — полая луна. Нездешний свет лежит на островках полян.
Сорвёшь цветок — он тут же потеряет цвет.
Но ароматом хоть немножко будешь пьян…
Парк падает во тьму за нами.
Пустынный город здесь как будто бы влезает на холмы. Ступени-улицы. Идём под сумрачными облаками…
Все выходы, прощанья и потери: всего лишь двери мимо нас…
Мои шаги, конечно же, твои.
А город умер. Навсегда.
Тьма рассыпается под уличными фонарями…
И здесь любой свободен путь. Для нас.
Сейчас всё ещё лето…»
И Эмма всё-таки глаза свои открыла.
Отчаянный вдох темноты…
По хижине в кромешной тишине порхают чёрно-белым чьи-то перья.
Потусторонне гаснет свет…Смешалось будущее с мёртвым настоящим.
Но Эмма только на мгновение забыла, кто ты…
Как голос призрака, из медальона Эммы родился тусклый луч.
А стены хижины как будто бы исчезли…
Девчонка-экзорцист теперь одна в центральной точке бесконечной Тьмы.
(Трёхмерный голос Режиссёра: «Но если же — одна, то почему там с ней ещё и ЭТО?!»)
А жёлто-серый бледный луч испуганно хватает что-то…
Оно, похожее на мертвеца, который больше не похож ни на себя, ни на жертву случайного счастья, просто стоит {как человекообразное слизистое желе} неподалёку… Стоит до тех пор, пока не начинает приближаться.
И Эмма слышит, как оно «дышит». Такой, знаешь ли, морщинистый звук.
С неотвратимостью судьбы самоубийцы оно каждую секунду на шаг дальше от благополучного исхода. К Эмме подбирается страх, хватает когтями за платье. Теперь она в его объятьях.
Оно теперь шепчет ей в ухо (слова скользят по щеке, как осенние листья по могильному камню):
«Дети с гвоздями, вбитыми в обугленные любовью черепа, атакуют твой дом на отшибе…Ты собирался просто позавтракать, но вместо тостов и кофе — неожиданный бой с кошмарными детьми-мертвецами… Если хватит храбрости глянуть в окно, увидишь одного мальчика в окровавленной майке доставщика пиццы… Всё-таки было бы кстати перекусить, пока время есть…
Пальцы того парнишки вырваны, а на их место вставлены острые гвозди длинной в скорость мысли среднестатистического человека…Помочь тебе никто не сможет — слишком твой дом далеко от нормального мира…