Болшевцы
Шрифт:
«Все это верно, — думал Богословский. — Он слишком рано доверился Гуляеву. Побег взбудоражит парней, коммуну залихорадит, и не один уйдет, вероятно, вслед за Гуляевым».
Особенно тяжела была деликатность Мелихова, который брал на себя ошибку Сергея Петровича. И все же несмотря ни на что Богословский не мог поверить, что Гуляев действительно не вернется. Он упорно продолжал ожидать его. Вероятно, во всей коммуне он был единственным, кто допускал еще возможность возвращения Гуляева. Среди болшевцев на этот счет не
Первым на отсутствие Гуляева обратил внимание Чума. Это было на утро другого дня. Чума имел привычку просыпаться раньше других. Проснувшись, он подолгу лежал в постели, вглядываясь в потолок, по которому бродили вялые мухи, выкуривал несколько папирос. Он ждал, когда встанет очередной контролер, позвонит в колокол, разбудит других. Последним, нехотя, поднимался с койки и, не убирая ее, шел на кухню. Ребята ворчали ему вслед. Тогда он возвращался и кое-как набрасывал одеяло на постель.
Сегодня, проснувшись, он, как всегда, посмотрел на потолок, потом поискал папиросы и случайно взглянул на койку Гуляева.
Постель Лехи стояла прибранной и несмятой. Чума перевел взгляд на стенку. Знакомой шинели с измазанной полой не было на гвозде. Не было и измятой фуражки с надорванным козырьком.
«Вот оно что!» подумал он радостно. И вдруг громко, визгливо заулюлюкал:
— У-ю-ю-ю!
— Ты что? Чего сон тревожишь? — сердито высунул голову из-под одеяла Накатников.
— Вставай, паразиты! Леха не вернулся! — кричал Чума. — Видишь? Вон она, коечка-то!
Болшевцы оглядывали одеяло, подушку, железные прутья койки, точно видели все это впервые. Гуляева не было.
И сейчас же все вспомнили, как он с кошелкой шел к станции, как сидел в компании приятелей на платформе в ожидании поезда.
— М-да-а, — сказал кто-то многозначительно.
— А мы тут киснем! — заорал Чума. — Сапоги, видишь, научат шить! А у Лехи, небось, сейчас! — И Чума залихватски, хрипло пропел:
Сигаретка в зубах, Сто червонцев в штанах, И костюм на нем горит — До чего ж шикарный вид!— Леха, братва, сейчас в ресторан, а мы куда? Полы мыть! — Чума с отвращением выругался: сегодня была его очередь дневалить по спальне.
— Заткнись, — закричал Беспалов, красивый кареглазый парень, облизывая пересохшие губы, — чорт, душу не выворачивай!
Он крепко тосковал по вину.
— А что, в ресторан не хочешь? — измывался Чума. — Тогда мой за меня пол… Слышишь?.. Папирос пачку дам…
— Поди ты, — огрызнулся Беспалов. — Я в лес уйду…
— Э-э! — протянул Чума с презрением и насмешкой. — Я думал, к Лехе в Москву поедешь, а ты — в лес!
— И в Москву поеду, — угрюмо сказал Беспалов.
— Чума, дай мне папиросы… Я
— Ладно. Помоешь — получишь, — согласился Чума.
Беспалов набросил шинель и выбежал на крыльцо. Застегивая пуговицы, он огляделся по сторонам и скорым шагом пошел к перелеску.
— Эй, обожди! — закричал сзади Чинарик.
От коммуны вразброд, в одиночку, спешили за Беспаловым ребята. Позади всех, надевая на ходу непослушную шинель, бежал Чума.
— Ну, что делать будем? — спросил Накатников.
Прислонившись к дереву, он начал свертывать папиросу. Руки его дрожали. Табак сыпался между пальцев в мокрую от росы траву. Чума сел рядом с ним.
— Леха не спрашивал, что ему делать, взял да и смотался. А у тебя что, мозгов нет?
— Ну, уйдем, а потом что? — сказал Накатников.
— Сигаретка в зубах, сто червонцев в штанах, — запел Чинарик.
— Дай папироску, — сказал он Чуме, садясь и обнимая Чуму за плечи.
— Ты не садись, тебе пол мыть надо! Ступай, тогда и покуришь, — строго заметил ему Чума.
— Что я, нанялся?
— Хочешь курить — значит, нанялся.
Чинарик постоял, подумал, хотел что-то ответить, но не сказал ничего и не спеша пошел к общежитию.
Из окна своей комнаты Богословский видел возбужденную суету ребят. Он сразу догадался о причине возбуждения. Это было именно то, чего он так боялся. Вот они, последствия ухода Гуляева! Он поспешно вышел из дому. На прежнем месте ребят уже не было. Они завтракали.
Богословский вошел в столовую. Чума кончал есть. Он почтительно приветствовал Сергея Петровича. В присутствии воспитателей он всегда держался ярым защитником коммуны. Его выступления на собраниях походили на выступления Накатникова. Он работал тонко, имел авторитет среди воспитанников. Разоблачить его было нелегко, но никто из воспитателей не заблуждался на его счет: Чуме можно было доверять меньше всех.
— Гуляев-то не пришел? — озабоченно осведомился Чума, незаметно толкая в бедро сидящего с ним рядом Королева. — Неужели решил дать драпу?.. Какая скотина… И голубков вам не привез!..
За столами прислушивались, кто-то загоготал от удовольствия.
Сергей Петрович слегка побледнел. Было понятно, что от того, как он ответит сейчас, может зависеть многое.
— Гуляев придет, — сказал он. — Куда же он пойдет, на зиму глядя? А голубей он поехал покупать для себя…
По лицу Чумы скользнуло смущение. Да, глядя на зиму, уходить рискованно. Этот тихонький докторишка оказывался хитрецом, с которым, может, лучше не связываться.
— Ты сегодня в спальне дежуришь? — переменил тему разговора Богословский. — Смотри, чтобы все было в порядке. Полы будут грязные — придется перемывать.