Большие каникулы Мэгги Дарлинг
Шрифт:
2
Происшествие в гриль-зале
В ресторане они сели за столик на возвышении в гриль-зале. Здесь в каждом углу были знакомые лица, улыбающиеся или хмуро смотрящие: два бывших члена правительства (госсекретарь и министр торговли), киноактер, известный своей неувядаемой внешностью и небольшим ростом, его влиятельный агент, президент общенациональной телевизионной компании, плейбой, унаследовавший итальянскую автомобильную империю,
— Мне хочется рассказать про свою последнюю книгу, — сказала Мэгги, когда официант принес им напитки: ей — бледно-желтую мадеру, а ему неразбавленное односолодовое шотландское виски.
— Ты меня просто удивляешь. В подобных обстоятельствах — такое усердие, — сказал Хэмиш.
— Ты знаешь, на мне большое хозяйство, а Кеннет напустит своих гнусных адвокатов, которые станут дергать за каждую ниточку в суде высшей инстанции, чтобы подольше потянуть даже с временным договором о разделе имущества. Кроме того, мне нужно доказать, что я могу обойтись в жизни без него и его грязных барышей. Отсюда следующий пункт: Джойс намерена просить весьма значительный аванс.
— Хочу сказать, что парни, считающие деньги в «Трайс энд Уанкер», понимают, что ты значишь для фирмы сейчас и что будешь значить в будущем, — ответил Хэмиш, моргнув. — Какова идея книги?
Мэгги разгладила льняную салфетку.
— Домоводство.
Хэмиш откинулся на спинку стула, задумчиво посмотрел на люстру вдали, затем перевел взгляд на Мэгги, глотнул виски и спросил:
— Домоводство?
— Совершенно верно.
— То есть о том, как делать уборку в доме?
— Делать уборку, клеить обои, ремонтировать, да.
Хэмиш поерзал на месте, несколько раз посмотрел на потолок и произнес:
— Великолепно. — Перед его глазами мгновенно пробежала череда фотографий: Мэгги на носочках с метелкой из перьев для смахивания пыли, Мэгги прикладывает кусок обоев к стене. Мэгги в дезабилье, на четвереньках, трет сосновые паркетины проволочной щеткой, глубокая расселина между ее большими веснушчатыми грудями открыта объективу камеры… Он допил все, что оставалось в стакане, одним глотком и шумно втянул воздух сквозь зубы.
— Кларисса совсем ничего не понимала в домашнем хозяйстве, — заметил он. — Не могла заправить постель даже под угрозой смерти. Не могла отличить пылесос от фена для волос.
Мэгги всегда хотелось узнать, почему их никогда не приглашали домой к Хэмишам во времена Клариссы. Конечно, они ужинали вместе вчетвером, но всегда в ресторанах.
— Хупер, мой сын, нашел себе девушку, которая совсем не умеет накрыть
— Мадам, — обратился к ней официант, принесший бутылку шампанского «Перие-Жуэ», два высоких узких бокала и ведерко со льдом. — От джентльмена, сидящего за вашей спиной. — Мэгги повернулась на сто восемьдесят градусов и увидела Фредерика Свонна, сидящего за столом менее чем в десяти метрах от них. Худое честное улыбающееся лицо певца было окружено нимбом золотых ренессансных волос. Он сидел с Эрлом Вайсом, главой «Одеон Рекорде», венгерским режиссером Францем Теслой («Последний поезд в Грац», «Эта хрупкая планета») и двумя молодыми женщинами, судя по поведению, актрисами.
Когда Мэгги встретилась с ним взглядом, Свонн сделал небольшой жест, будто писал что-то в воздухе.
— Гм. Мадам? — сказал официант, вручая ей сложенную записку:
Моя дорогая мисс Дарлинг!
Никогда я еще так хорошо не встречал Рождество, как на праздничном балу в Вашем прекрасном загородном доме. Вы — богиня. Последующие несколько месяцев я буду записываться здесь в Нью-Йорке. Не могли бы мы встретиться вдвоем, чтобы я смог полюбоваться Вами, в свободное для Вас время? Я остановился в «Роялтоне» под именем сэра Хамфри Дэйви.
Ваш покорный слуга
Свонн
Прочтя записку, Мэгги заметно побледнела, затем ощутимо покраснела, снова повернулась на своем месте, улыбнулась Свонну и беззвучно губами произнесла:
— Спасибо.
В ответ Свонн улыбнулся по-мальчишечьи.
— В чем дело? — поинтересовался Хэмиш.
— Ему понравилось у меня в сочельник.
— Дай посмотреть записку.
— Нет, — хихикнула Мэгги, убирая записку в жакет.
— Это любовная записка, да?
— Вовсе и нет. Это выражение благодарности.
— Не секретничай, Мэгги, — сказал Хэмиш. Хотя он весьма шутливо погрозил ей пальцем, было очевидно, что он не был рад происшедшему.
— Возвращаясь к домоводству…
— Не дури с этим молодым человеком. Ты ему в матери годишься.
— До чего же приятно слышать то, что ты говоришь.
— Мне не хочется, чтобы тебя обидели.
— Ты ревнуешь!
— Еще бы не ревновать, — сказал Хэмиш, доливая себе шампанского. — У него больше волос, чем у меня. И этот сукин сын будет все еще прыгать вокруг и через тридцать лет, когда из моих костей уже прорастут ромашки. Какого черта!
У входа в ресторан рядом с местом метрдотеля возник какой-то шум, раздались голоса, которые никак не вязались с этой спокойной обстановкой. Гул разговоров за столами утих. Разбилось стекло. Все головы повернулись в сторону четырех человек, ворвавшихся в помещение в лыжных масках, с пистолетами-пулеметами в руках. Четверо начали располагаться по всему большому залу через равные интервалы. Они двигались с военной точностью. Когда все встали по местам, тот, кто был в середине, поднял оружие над головой.