Большие надежды
Шрифт:
— Ах, это вы, мистер Пип? — сказала она.
— Я, мисс Покет. Рад вам сообщить, что мистер Покет и его семья в добром здоровье.
— Но все так же неблагоразумны? — вздохнула Сара, скорбно покачав головой. — Благоразумие им нужнее, чем здоровье. Ах, Мэтью, Мэтью! Дорогу вы знаете, сэр?
Как не знать — я столько раз ходил вверх и вниз по этой темной лестнице. Теперь я поднялся по ней в легких городских штиблетах и, как бывало, постучал в дверь к мисс Хэвишем. Тотчас послышался се голос:
— Это Пип. Войди, Пип!
Она сидела на своем прежнем месте у туалетного
— Входи, Пип, — бормотала мисс Хэвишем, не оглядываясь на меня. — Входи, входи. Как поживаешь, Пип! Целуешь мне руку, словно я королева, а?.. Ну?
Она вдруг взглянула на меня, не поднимая головы, и повторила мрачно-шутливым тоном: — Ну?
— Мне передали, мисс Хэвишем, — начал я, смутившись, — что вы были так добры, что изъявили желание повидаться со мной, и я тотчас же приехал.
— Ну?
Нарядная дама, которую я никогда раньше не видел, подняла голову и лукаво взглянула на меня, и тут я понял, что на меня смотрят глаза Эстеллы. Но она так изменилась, так похорошела, стала такой женственной, так далеко ушла по пути всяческого совершенства, что сам я словно не подвинулся вперед ни на шаг. Я смотрел на нее и с ужасом чувствовал, что опять превращаюсь в неотесанного деревенского мальчика. О, как остро я в эту минуту ощущал ее недоступность и ту пропасть, что разделяла нас!
Эстелла протянула мне руку. Я, запинаясь, промямлил что-то насчет того, как я рад опять с ней встретиться и как давно ждал этого дня.
— Что скажешь, Пип, очень она изменилась? — спросила мисс Хэвишем, хищно поглядывая на меня и стуча клюкой по стоявшему между нами стулу в знак того, что мне следует на него сесть.
— Когда я вошел, мисс Хэвишем, я не увидел ничего знакомого ни в лице, ни во всем облике; но теперь просто удивительно, как я все больше узнаю прежнюю…
— Как? Прежнюю Эстеллу? — перебила мисс Хэвишем. — Но ведь она была гордая и злая, и ты хотел уйти от нее. Разве не помнишь?
Я пролепетал, что ведь это было давно, что я тогда был глуп, и прочее в том же роде. Эстелла спокойно улыбнулась и сказала, что, по всей вероятности, я был совершенно прав, — в то время она действительно могла хоть кого вывести из терпения.
— А он изменился? — спросила ее мисс Хэвишем.
— Очень, — ответила Эстелла, поглядев на меня.
— Не такой простой и грубый, каким был? — сказала мисс Хэвишем, перебирая ее кудри.
Эстелла засмеялась, взглянула на туфлю, которую держала в руке, снова засмеялась, взглянула на меня и отставила туфлю. Она и теперь обращалась со мной как с мальчишкой, но она меня завлекала.
Мы сидели в дремотном сумраке этой комнаты, дурманящее влияние которой я испытал на себе с такой силой, и я узнал, что Эстелла только что возвратилась из Франции и будет жить в Лондоне. Она была по-старому горда и своевольна, но свойства эти так сливались с ее красотой, что отделить их от ее красоты было бы невозможно, даже грешно, —
Было решено, что я пробуду у них весь день, переночую в гостинице, а завтра уеду в Лондон. После недолгой беседы мисс Хэвишем отправила нас вдвоем погулять в саду, а потом, когда мы вернемся, сказала она, я, как в былые времена, покатаю ее в кресле.
И вот мы с Эстеллой вошли в старый сад через ту самую калитку, в которую я когда-то решился войти, не ведая, что меня ждет битва с бледным молодым джентльменом, ныне Гербертом; я — трепещущий, влюбленный даже в оборки ее платья; она — спокойная, как богиня, и отнюдь не влюбленная в фалды моего сюртука. Когда мы подошли к месту поединка, она остановилась и сказала:
— Чудачка я была, что спряталась тогда и подглядела вашу драку; но это мне доставило великое удовольствие.
— Вы удостоили меня великой награды.
— Разве? — сказала она небрежно, точно ничего не помнила. — Я знаю только, что терпеть не могла вашего противника за то, что он явился сюда навязывать мне свое общество.
— Сейчас мы с ним друзья, — сказал я.
— Вот как? Впрочем, я вспоминаю, вы, кажется, учитесь у его отца?
— Да.
Мне было неприятно в этом признаваться: выходило, будто я школьник, а она и без того обращалась со мной как с маленьким.
— С тех пор как изменилось ваше положение и ваши виды на будущее, вы изменили и круг знакомых, — сказала Эстелла.
— Это естественно, — сказал я.
— И необходимо, — добавила она надменно. — Теперь вам не пристало знаться с теми, с кем вы были знакомы раньше.
Честно говоря, я сомневаюсь, чтобы в мои намерения еще входило навестить Джо; но если и было у меня такое намерение, то после этих слов оно развеялось как дым.
— В то время, — сказала Эстелла, слегка взмахнув рукой, чтобы пояснить, что она имеет в виду время нашей драки, — вы еще не знали, какая удача вас ждет впереди?
— Понятия не имел.
Какое уверенное превосходство чувствовалось в ней и какая робкая покорность — во мне, когда мы шли рядом по дорожке сада! Но я терзался бы этим обстоятельством куда больше, если бы не видел причины его в том, что именно я, а не кто другой, предназначен ей судьбою.
Сад совсем одичал и заглох, так что бродить по нему было затруднительно, и мы, пройдя раза три взад и вперед, вышли обратно во двор пивоварни. Я показал Эстелле то место, где в самый первый день увидел, как она ходит по старым бочкам, и она, бросив в ту сторону холодный, мимолетный взгляд, сказала: — Да? — Я напомнил ей, как она вышла из дома и дала мне мяса и пива, и она сказала: — Не помню.