Большие перемены
Шрифт:
— Зря не думаешь! Даже если он еще этого не осознает полностью, у него непростая ситуация. Ты бы был с ним помягче, а?
— Хорошо, хорошо. Я постараюсь сдерживаться, — Буравину уже не нравился этот разговор.
— Ну вот! Я же чувствовала, что ты с ним поговорил таким тоном, что он выскочил отсюда, как ошпаренный!
— Я все тебе рассказал.
— Иногда интонация важнее сказанного. В интонации — наше отношение к людям, — объяснила Полина.
— Обещаю, что буду следить за своими интонациями. Но…
— Что — но?
— Я ему
— Почему ты так решил? Дурацкая случайность, мы сами виноваты, Виктор, — не согласилась Полина.
— Да в чем, в чем виноваты? В том, что как любые нормальные молодожены не можем оторваться друг от друга, нам не хватает ночи, не хватает суток… — Буравин со страстью обнял Полину, но она отстранилась.
— Виктор, а ты давал ключ Алешке? — Полина вдруг стала кое-что понимать.
— Конечно. Еще давно. Мне тоже показалось странным, что Лешка мог открыть дверь своим ключом. На него это не похоже. А Костя как человек более опытный и… менее чувствительный, говоря твоим языком, он мог вполне все просчитать и предугадать.
— Да. Но зачем Косте это было нужно? — спросила Полина недоуменно.
Буравин развел руками. Они немного помолчали. Наконец Полина приняла решение:
— Виктор, мне кажется, то, что мальчишки вошли в квартиру без предупреждения — это досадное недоразумение. И чем раньше мы об этом забудем, тем лучше. Мне и так стыдно… Мне не хочется ни об Алеше, ни о Косте думать плохо. И я тебя прошу — сделай все возможное, чтобы сейчас они были заинтересованы в общении с тобой.
— Прости… Можно, я сейчас тебе самой напомню про интонации? — остановил ее Буравин. — Ты со мной говоришь, как с коллегой, которому выдаешь план-задание на экспедицию… Почему так жестко?
— Извини. Жестко — значит, я еще не успокоилась. Витенька! Ребята могут сейчас ополчиться против тебя, потому что Борис очень обижен. Встать на сторону отца в конфликте — это же логично.
— Я понял. И постараюсь не допускать и не развивать никаких конфликтов, — пообещал Буравин.
— Вот и хорошо, — вздохнула Полина. — Когда мы станем дважды родственниками, не хотелось бы при этом стать огромным семейством со склоками и конфликтами.
— Согласен, — улыбнулся будущий дважды родственник Буравин. — С Костей, я думаю, мне —поможет найти общий язык дочка.
— А разве Катя сама сейчас на твоей стороне? — поинтересовалась Полина.
— Когда я с ней поговорю о приданом, все наладится, — пообещал Буравин.
— Понятно… Кстати, Алешка, по-моему, вовсе не думает о деньгах, — заметила Полина.
— Леша — да, — согласился Буравин. — Он ревнует. И я придумал, что можно сделать.
— Раз придумал, расскажи, — попросила Полина.
— Я пойду к Сан Санычу, поговорю с ним об этом. Думаю, Сан Саныч поможет.
Борис Самойлов наконец-то дождался того состояния, когда
Самойлов ходил по квартире, немного покачиваясь, и вел беседу с умным и понимающим его человеком — с самим собой.
— И где? — спросил он сам себя.
— Там, — ответил собеседник.
Самойлов отправился в кухню за очередной бутылкой текилы. Бутылка показалась ему родной и близкой, он открыл ее, хлебнул прямо из горлышка и отправился в свое бесконечное путешествие по квартире. Он в который раз заглянул в пустой" шкаф и провел рукой по плечикам, как по струнам. Затем методично выдвинул ящики в тумбочке, убедился, что они по-прежнему пусты.
Увидев себя в зеркале, Самойлов удивился. Потом с трудом подтащил к зеркалу кресло и сел, поставив рядом бутылку и рюмку. Двойник приобрел реальные очертания в зеркале.
— Вот и все! Ты, Борис, оказывается, уже никому не нужен, — обратился к своему отражению Самойлов. — Придется принять этот грустный факт… Принять, принять… Это хорошая и светлая мысль. Принять!
Самойлов взял рюмку, налил текилы, чокнулся с двойником в зеркале, который охотно ответил на его приветствие, и выпил.
— Ну и черт с ними со всеми! — заявил он зеркалу. — Зато я сейчас общаюсь с самым лучшим собеседником на свете! А они… они все обо мне пожалеют!..
Самойлов неожиданно шмыгнул носом, утерся рукавом и прослезился пьяными слезами.
— Пожалеют, но будет поздно. Я докажу, что могу быть первым… хоть в чем-то… Я докажу, что создан не только для тени! — он снова налил и выпил, чокнувшись с двойником.
— Тени, тени… Ах, вы тени, мои тени… Или я не о том? Да нет же, о том. Все скрывают свою теневую сторону, а я — нет. Мне — плевать! Мне плевать теперь на все на свете, потому что свет мне не нужен! — в голосе Самойлова появился пафос.
— Они еще наплачутся без нас… пра-вда, Боррря? — собеседник в зеркале с готовностью ему кивнул.
Маша все еще обдумывала свое решение по поводу учебы, когда в дверь ее комнаты тихо постучали.
— Кто там? — Маша оторвала взгляд от письма, которое перечитывала в десятый раз.
— Машенька, это я! — отозвался голос Алеши. Маша отбросила письмо и кинулась к двери.
— Здравствуй, любимый! — Маша обняла Алексея, как будто не видела его целую вечность.
— Здравствуй, любимая, — эхом отозвался Алеша. Какое-то время влюбленные не замечали ничего вокруг.
— Что же мы стоим на пороге, — всплеснула руками Маша, — заходи, я тебе что-то покажу!
Она вернулась к кровати и взяла счастливый конверт.
— Что это? Готов смотреть и слушать, — послушно сказал Алеша.
— Нет, подожди! Закрой глаза! — потребовала Маша.
— Зачем? Я уже видел, что какой-то конвертик…
— Нет, ты закрой! Алеша подчинился.
— Раз, два, три! — сказала Маша и положила Алеше в руку письмо так, чтобы он сразу увидел написанное.