Большие проблемы маленькой блондинки
Шрифт:
— Слышь, парень, ты мне все сказал? — решил помочь ему Щукин.
— Ну… да… вроде… — с продолжительными паузами выдавил из себя малый и тут же махнул своим дружкам, подающим явные признаки нетерпеливого ожидания. — Щщас я, иду уже.
— Ну, все так все.
Стас медленно отошел от стены на пару шагов и тоже закрутил шеей, не зная, куда ему теперь двигать. К Светке Светиной на квартиру? Так что там? Там ничего и никого. Там пустые стены, хозяйка-то погибла. Хозяйка погибла, а гостья куда подевалась? Где ее теперь искать? В каких трущобах?..
— Как мне в эту квартиру номер
— Замок там вешать не на что. Дверь на соплях. Да ты иди, сам увидишь.
Щукин и пошел. Молча поравнялся с настороженной толпой молодежи, кивнул им, буркнул извинение девчонке, успевшей обмотать палец на ноге грязным носовым платком. И двинул вперед, отслеживая номера домов на ржавых указателях.
Он успел дойти до пятнадцатого дома, когда услышал за своей спиной быструю легкую поступь. Привычно посторонился, насторожившись. Всегда надо быть готовым к чему-то, когда тебя догоняют.
— Слышь, дядя, погоди! — окликнул на всякий случай догадливый пацан, уловив его настороженность. — Забыл сказать.
Не забыл ты, парень, — так и просилось у Щукина с языка. Совершенно ни о чем не забыл. Просто размышлял, говорить или нет. Хорошо, что на размышление ушло не так много времени.
Щукин остановился, оглянулся на паренька, минуту пристально рассматривал и тут же поднял подбородок в небо.
Почему-то именно в этот самый момент ему захотелось дико завыть. Почему? Потому что пацан решил о чем-то вспомнить или?.. Или заранее понял, о чем именно тот вспомнит?
— В милицию тебе надо, дядя, — скороговоркой выпалил тот, поравнявшись со Щукиным.
— Зачем?
В милицию?! Опять в милицию?! Так был он там уже, сочтя себя почти что сукой. Был, подавив отвращение, и что? Подсунули пигалицу востроносую, которую от него и его рубашки почти что воротило. И которая ничего лучшего не нашла, как адресок ему нацарапать и выставить из кабинета. Нет, правда, бдительность все же проявила, предупредив. Беды, говорит, не наделайте, гражданин Щукин! А ее, кажется, уже и без него наделали.
— Так что там у ментов? — Щукин проводил внимательными скучными глазами пухлое облако, очень похожее на пирожное, которое иногда приносила из магазина Тамарка и которое он очень любил.
— А там?.. А там опознание, наверное. — Парень впервые с момента их столкновения опустил глаза, не решаясь глядеть на Щукина. — Опознание сгоревшего трупа.
— Чьего? — тупо спросил Щукин, поняв все молниеносно, а все равно спросил зачем-то, как дурак, ей-богу.
— Трупа сгоревшей женщины, которую все считают Светкой Светиной. — Снова последовало совершенно несолидное шмыганье носом.
— А ты? Ты как считаешь? — Все, голос тут же сел до сипа охрипшей от безнадежного воя бродячей собаки.
— А я считаю, что Светка жива, а сгореть могла… Только в морду не бей, ладно! — проговорил тот вдруг с отчаянием и отступил снова к стене, отгородившись сразу своей беспомощностью крепче бронированного щита.
Мог бы и не бояться. Щукин не тронул бы его никогда, каким бы вестником тот ни был. Чего же теперь-то?!
— А сгореть могла твоя жена, дядя, — выпалил малый,
Да не пугануть ты хотел овцу, заблудшую под утро в вашу бетонную кишку без углов, неприязненно подумал Щукин, а обобрать. Потому что башка трещала с похмелья. Потому что тошно было от скотства собственного и от того еще, что назавтра все это могло снова случиться, и изменить ничего было нельзя, да и не хотелось. А чтобы не менять, нужны деньги на день предстоящий, плавно переходящий в хмельной вечер и угарную ночь. И кажется, господь, даже не услыхав молитвы, посылал их прямо с раннего утра…
— Коробку чуть сдвинул, лежу и жду. Смотрю: баба! Идет спокойно, по-свойски, значит. Каблуками только отстукивает. Я еще коробку сдвигаю, подпускаю поближе, узнаю одежду твоей Тамары. Видел же, в чем она тут со Светкой терлась, всегда в одном и том же, блин. Короче, узнаю одежду, а под одеждой… — малый судорожно махнул сухим шершавым языком по пересохшим губам. — А под одеждой Светка! Я же еще не знал ничего тогда ни про пожар, ни про то, что Удобного грохнули, и что, типа, Светка с ним сгорела. Прошла мимо меня и прошла, мне-то что. Своих мы никогда не тронем. Уснул я, короче. А утром такое поднялось!.. Короче, слухи носились по нашей Угловой, один круче другого.
— Какими же были эти слухи? — продавил сквозь стиснутое горло Щукин и обессиленно привалился к стене на манер пацана.
— Да разными! Все больше про Удобного болтали. Кто, за что и так далее. Про Светку так вкратце, что, мол, шалава с Удобным преставилась. Но я-то ее видел!!! И почти уверен, что Светка вместо себя кого-то подложила Степке! Это такая сучара, поверь!!!
Щукин верил. Верил всему, что рассказал ему смышленый малый. Да все и сходилось из мысли в мысль, которыми он себе всю душу истерзал.
Тамарку привезли в этот город, будто жертвенную овцу. И она, как овца, поехала. То ли из страха, то ли из глупости, а может, и правда должна была кому-то и приехала долг отрабатывать. Приехала вместе со Светланой, и та ее виртуозно подставила под раздачу, а сама…
— А после этой ночи ты Светку больше не видел? — еле ворочая языком, спросил Щукин, с тоской озираясь вокруг.
Его жена… Его жена ходила по этой улице, ведомая и подталкиваемая своей бывшей подружкой. Она ходила здесь еще какое-то время, после того, как оставила ему письмо с самым гнусным содержанием, которое когда-то довелось ему прочесть. Ее ноги перешагивали через окурки или топтали их, не замечая. Ее руки, возможно, касались этих шершавых стен или опирались на них, когда ноги отказывались держать.