Большое сердце Петербурга
Шрифт:
Грифоны
Я, словно кошка, принюхиваюсь к каждому твоему взгляду, к каждому твоему слову, пытаясь почувствовать, будет ли за ними настоящее лакомство – поступки, чтобы наконец понять: гулять мне по-прежнему самой по себе или же стать ручной и доверить эту миссию твоим рукам.
– Сфинксов решили установить на берегу Невы,
– От Сфинксов прямо веет каким-то восточным теплом.
– Кошки – хранители уюта в любом доме, а уж тем более в Петербурге. Греют.
– Николай Первый – молодец, что завел таких дорогих кошечек.
– Наверное, он купил их для компании своему голубому коту по прозвищу Васька, – улыбнулась Анна своей находке. – Тот жил у императора при дворе вместе с любимым спаниелем по кличке Гусар.
– Да, отличная компания.
– Но вообще-то мода на придворных котов пошла сам понимаешь от кого.
– От Петра Первого?
– Да, он был законодателем мод в этом городе, даже на клички. У него тоже был Васька.
– Василий Первый, – заметил находчиво я.
– Да, если не считать, что кличка «Васька» происходит от имени языческого бога Велеса. Ваську в тысяча семьсот двадцать четвертом году император Петр Алексеевич прикупил у одного из голландских купцов. Позже он издал указ, чтобы котов держали при амбарах для истребления грызунов. Моду на кошек поддержала дочь Петра – императрица Елизавета, она же ввела моду на маленьких собачек. Царица заказала из Казани тридцать самых лучших котов. Она же велела держать кошек в картинных галереях, где так любили искусство мыши. Сейчас целая кошачья гвардия служит в Эрмитаже. Их там уважают и ценят.
– Я тоже люблю кошек. Даже эти – вроде бы каменные, а чувствуешь, какое тепло? Посмотрел – вроде как погладил, успокоился, – перевел я взгляд со Сфинксов на Анну. – На самом деле это она тебя гладит, успокаивает.
– Дело тут не только в кошках. Теплом веет от всей композиции в целом. Сфинксов украшают декоративные светильники «на античный манер», отлитые бронзовых дел мастером Геде в тысяча восемьсот тридцать четвертом году, и полуфигуры грифонов – крылатых львов. Массивные лапы, мощные крылья и зубастые головы притягивают желающих «погладить кису»: популярная легенда обещает исполнение желаний тому, кто прикоснется к грифону. Но реставраторы, ответственные за сохранность памятников в Петербурге, настоятельно просят этого не делать: сотни тысяч рук, ежедневно трогающие скульптуры, протирают металл, он теряет форму – и кое-где толщина бронзы уже стала критической. Два века назад, когда делали грифонов, никому и в голову не могло прийти, сколько падких до небылиц гостей со всего мира будет принимать пристань на Университетской набережной.
– Зачем они их так неистово гладят? – спросил я ее, указывая на людей рядом с грифонами, что замерли под Сфинксами и сторожили спуск к воде.
– Я бы сказала – трут! На удачу: кому экзамен сдать, кому выйти замуж.
– В чем
– Глядя в глаза ближайшему Сфинксу, нужно погладить грифона по голове. При этом другой рукой необходимо держать грифона за правый зуб или гладить ему крылья, тогда тебя ждет счастливая жизнь.
– Мило. Надо было мне сюда перед экзаменом зайти, потереть.
– Надо было. До сих пор не могу понять, как ты мог так со мной поступить?
– Как? – немного оторопел я. «Где я успел напортачить?»
– Я поступила, а ты – нет.
– Я же не знал, что здесь все решается, – быстро нашелся я с ответом. – Ты ходишь, наверное, сюда регулярно?
– Да, перед зачетами, – рассмеялась она. – Вообще-то это вредно для грифонов, металл окисляется, и идет разрушение скульптур.
– Да? А выглядят они вполне себе счастливо, кожа лоснится на солнце, как у моего кота.
– Всякий засветится, если так усердно ласкать.
– Как ты сказала, лишняя ласка вредно на них сказывается.
– Наверное, это всех касается, стоит только возомнить себя солнцем, будучи бронзой.
– Кто бы меня так касался, глядишь, заблестел бы, – заулыбался я.
– Думаю, этого будет мало, ведь, кроме всего прочего, Аменхотеп называл себя «Видимым солнцем»
– Это которого Сфинксы охраняли?
– Да, первый хозяин кошек.
– Скромный парень.
– В этом есть доля правды – время правления Аменхотепа Третьего рассматривается как один из величайших периодов расцвета древнеегипетской цивилизации, о чем свидетельствуют грандиозные храмовые комплексы и скульптура.
– Большому человеку – большие кошки.
– В искусстве времени Аменхотепа сочеталось стремление к громадному.
– Ну что, может, пойдем тоже потрем грифонов и посмотрим в глаза Сфинксам, вдруг поженимся и будем счастливы? Родится сын – назовем Аменхотепом.
Анна рассмеялась:
– Легенда гласит: кто посмотрит в глаза Сфинкса – сойдет с ума. Зачем мне муж сумасшедший?
– Ладно, безумный подойдет?
– Уже подошел, ближе некуда.
– Может, тогда просто поцелуемся?
– Люди же вокруг.
– Мы же закроем глаза.
– Подожди. Если провести от Сфинксов мысленный меридиан, то пройдет он через здание Пулковской Обсерватории и придет прямо в египетскую Александрию, на родину Сфинксов! – не хотела целоваться Анна.
– Мистика!
– Обиделся? – поцеловала она меня в щеку.
– Что ты! Мужчины не должны обижаться. Обиды – это женские безделушки. Пойдем к воде, на кораблики посмотрим. – Я начал спускаться вниз по ступенькам.
– А что, экскурсия уже надоела?
– Нет, очень насыщенно. Хочется разбавить, может, Невой? – При слове «Нева» громче стали слышны крики чаек, они звали. – Расскажешь мне про Неву?
– Хорошо, только лучше с прогулочного катера. Готов?
– Легко, – ответил я почти как пионер. – Хоть на байдарке. С милой рай и на плоту! – С этой девушкой я готов был отправиться куда угодно даже вплавь.
– Утопия. Знаешь, какая холодная в Неве вода? Даже летом.
– Мы возьмем с собой антиутопию.
– Не поняла.
– Я про спасательный круг.