Большое сердце
Шрифт:
— Ну, какое может быть теперь сопротивление, — хвастливо подтвердил генерал-полковник, довольный четкой работой артиллеристов.
— Держите связь, — отрывисто сказал Широков, — и все время докладывайте обстановку. — Он обратился к начальнику штаба: — Авиации скажите, чтобы при первой возможности поднимались в воздух.
Торопливо шагая, командующий прошел в землянку. На столе стоял приготовленный для него завтрак, но Широков, сняв шинель и постояв немного у печки, чтобы согреться, подошел к столу, где лежала карта. Он сел в кресло, закурил папиросу и подозвал начальника оперативного
В комнату вошел член Военного Совета Табачников. Лицо его было красно, всю ночь он провел в частях. Сняв шинель, приглаживая седые волосы, Табачников, здороваясь со всеми, довольно сказал:
— Кажется, хорошо начали. Я был на участке, где уже продвинулись на шесть километров.
— Где, где? — нетерпеливо спросил Широков. Все трое низко склонились над картой.
— Держите связь с этими полками, — говорил Колегаеву Широков. — Главное, как ведет себя противник… Толкайте артиллерию. Наращивайте прорыв. Что у танкистов? Когда войдут в прорыв?
С той минуты, когда начальник оперативного управления доложил Широкову, что первые подразделения успешно пошли в наступление, он целиком погрузился в ежеминутно меняющуюся обстановку движущегося фронта. На карте командующий как бы видел движение огромных масс войск, подчиненных воле штаба фронта, сердился, когда замечал, что это продвижение замедляется, усиливал там, где успешно шло, посылал туда новые части, торопил отстающих.
Это была до предела напряженная работа, которая исключала всякие иные дела, все, что могло отвлечь его от хода операции. Даже напоминания о необходимости позавтракать, пообедать раздражали Широкова. Ближайшие люди, зная это, обращались к командующему фронтом лишь в исключительных случаях по делам, непосредственно относившимся к наступлению, которые могли быть решены лично им.
По шоссе, очищенному от мин, двигалась бесконечная колонна танкового соединения Жабко, входившего в прорыв. На перекрестке дорог маршал вышел из машины и долго смотрел, как проходят войска. Его узнали. По всей колонне пошел разговор, что на шоссе — командующий фронтом. Эта весть дошла до переправы, где сгрудились машины. Забегали вдоль колонны офицеры. Движение машин заметно усилилось.
Вдали гремели орудийные выстрелы.
Нечего было и думать пытаться проехать дальше по этой забитой войсками дороге. Широков приказал свернуть в сторону на проселочную дорогу, по которой уже успели пройти саперы, оставив за собой вешки: «Дорога разминирована». Машина шла медленно, объезжая воронки, разбитые повозки, трупы лошадей. Колеса буксовали в мягкой земле. Вдали что-то горело после утреннего артогня. Проехали первую линию обороны противника: окопы, а перед ними ржавые свитки колючей спирали Бруно. В окопах валялись кучи соломы, каски, противогазы, оружие. Кое-где лежали трупы солдат в мышиного цвета шинелях. Все это уже припорашивал снежок.
Воронок от снарядов встречалось все больше и больше. У второй линии обороны, проходившей по пологим высотам, покрытым редким кустарником и крупными валунами, Широков опять остановил машину. В черных опалинах лежала перед ним земля. В воронках уже успела скопиться вода. В темнеющем воздухе все ярче разгоралось
— Вот и опять пошли на запад, — сказал Широков единственному спутнику возле себя Назарову. — А?
Кажется, успех хороший для первого дня. Поедемте домой.
На еще более тихой скорости, опасаясь в темноте съехать с узкой дороги, они вернулись к перекрестку. Все пространство, которое видели глаза, занимали в несколько рядов танки, орудия, автомашины. Колонна то двигалась, то останавливалась. Задержка в движении происходила из-за возникающих на переправе «пробок».
— Очень хорошо начали! — сказал Широков. — Так мы еще ни разу не начинали.
6
На третий день продвижение многих частей замедлилось; они вступили в активные бои с противником. И только танковые армии, широкими клещами двигавшиеся в обход противника, энергично продвигались вперед. В эти узкие коридоры, проломленные пехотными частями и расширенные танкистами, командующий фронтом слал все новые и новые части.
В штабе фронта Широков не покидал своего маленького кабинета и почти не отходил от стола с картой. Надо было успеть разобраться во всей вихревой сумятице донесений, часто противоречивых, принять быстрые решения.
Начальник штаба Колегаев ходил с красными от недосыпания и усталости невидящими глазами. Он почти не покидал кабинета командующего, отлучаясь только затем, чтобы передать очередные распоряжения.
Рано утром в приемную командующего ввалился знакомый Назарову по Академии широкоплечий здоровяк, веселый и общительный подполковник Антонов, присланный из танкового соединения Жабко для личного доклада Широкову об обстановке.
Блестя живыми глазами, очень довольный всем, Антонов повалился в кресло возле Назарова и весело сказал:
— Ну, брат, дела! Вот идут танкисты! Ты понимаешь, коридор в три километра, дорогу то и дело перехватывают немцы. Я в двух местах еле проскочил. А трофеев… Все обочины забиты орудиями, машинами. Шесть складов захватили.
— Подожди, потом расскажешь, — сказал Назаров. — Сейчас доложу о тебе командующему.
— Строг? — тревожно спросил Антонов.
Назаров неопределенно пожал плечами.
Он вошел в кабинет, где горела только настольная лампа, накрытая зеленым абажуром. Широков в расстегнутом кителе, из-под которого виднелась шелковая сорочка, молча посмотрел на адъютанта и отвернулся.
— Нет, нет, — решительно сказал он Колегаеву. — Все это частные задачи, не отвлекайтесь ими. Все свежие силы бросайте только в эти участки прорыва. Кто там? — спросил он Назарова.
— Прибыл подполковник Антонов из соединения Жабко.
— О! — лицо командующего оживилось. — Быстрее его сюда.
Когда Антонов вместе с адъютантом вошли в кабинет, Широков, оборвав начавшего докладывать о себе подполковника, спросил:
— Когда выехали? Рассказывайте, что там делается?
— Выехал сегодня в три часа ночи.